Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Затем, что он принадлежит не нам. А кому – можно выяснить.
– Знаешь, как говорят: что с воза упало, то пропало, – сказала я. Надоело мне во всем слушаться этого праведника и всезнайку.
Я думала, он начнет меня стыдить или угрожать не очень хорошими вещами типа казни, но он только сказал:
– Как хочешь.
На кровати, где заснеженными Андами громоздились подушки, Петера не было. Почему-то меня это уже не удивило.
Потолок – пусто. Под кроватями – никого. В ванной комнате и внутри самой ванны – ноль.
На подоконнике за шторами! Нет.
Я начала тихо нервничать. Вышла в гостиную.
– Томас, ты не видел Петера? – а сама быстро окинула взглядом и эту комнату.
– Нет, – он обеспокоенно вскочил.
Может, за телевизором? Я ринулась туда – пусто.
– Когда ты вышла завтракать, он оставался в спальне? – полуутвердительно сказал Томас.
– Ну да.
– Тогда зачем ты его ищешь тут?
– Потому что там его нет! – я почувствовала, что из моих глаз вот-вот брызнут слезы.
Томас ушел в спальню. Я за ним. Мы снова осмотрели каждый сантиметр спальни. Окна оставались зашторены и закрыты – с вечера.
– Наверное, он все же вышел из спальни в гостиную, – сказала я.
– Я бы не пропустил, если бы эта дверь открылась.
– А… А может, он просто пожелал очутиться где-нибудь, вот и все…
– Боги не могут просто желанием перемещать самих себя, только вещи… Твой? – Томас поднял с пола у окна полосатый шоколадно-синий шелковый шарф. – Ты вчера вроде была без шарфа?
– Не мой. Может, предыдущий жилец забыл.
– Нет, вечером шарфа здесь не было, – твердо сказал Томас. – Я осмотрел весь номер, прежде чем вы с Петером зашли.
Дрожащим голосом я сказала:
– Это же не гарпии?
– Конечно нет.
Томас сунул шарф в карман, присмотрелся к окну:
– Точно.
– Что? – Я подскочила к нему.
Он показал на поднятую вбок ручку:
– Окно всего лишь прикрыто.
Томас открыл створку, и мы выглянули наружу. Перед нами раскинулся Нью-Йорк. В утреннем светло-сером небе никого вроде гарпий или человека в сандалиях не было. Тихо жужжа, летел вертолет, перламутрово-синий, с золотой полосой вдоль корпуса, – он удалялся от гостиницы.
– Похитители могли быть на вертолете? – проговорила я.
– Могли. На крыше есть вертолетная площадка.
– Может, это они? – я показала в сторону уже скрывшегося за зданиями вертолета.
Томас не ответил, он размышлял о своем:
– Задвижку можно открыть только изнутри, а вчера она была заперта.
– И я ее не открывала.
– Естественно. Ее открыл похититель, но как он это сделал снаружи? – он осматривал раму.
– Что?
– Ничего. М-да.
Томас высунулся в раскрытое окно и, развернувшись, поглядел куда-то наверх:
– Ну надо же!
– Что? – обеспокоилась я.
– Веревочная лестница, – сказал он, – которая заканчивается этажа на два выше нашего.
– И что это значит?
Он не ответил, вернулся внутрь комнаты, раскрыл телефон, щелкнул парой кнопок и быстро-быстро стал докладывать:
– Томас Дабкин. – Он вскинул руку с часами. – Между девятью и девятью тридцатью из спальни номера 1108 отеля «Ритц-Кристалл» был похищен полубог не более полугода отроду, около года по выращенности, Петер Гермес Олимпус. Обстоятельства: одно окно оказалось…
Он продолжал говорить и говорить и делать паузы, когда ему что-то отвечали, но я уже ничего не слышала, я просто сползла на пол и зарыдала. Бедный маленький Петер! Где же он теперь?! С кем?! Ах-хы-ы-ы…
Томас, докладывая в трубку, присел на корточки, обнял меня за плечи. Я уткнулась ему в плечо и вымочила слезами пиджак. Томас закрыл телефон, усадил меня на кровать, вытащил белый платок и вытер мне щеки.
– С ним не случится ничего страшного. Вот увидишь… Я – на вертолетную площадку. Вдруг там остались еще следы.
– Томас, – я схватила его за рукав, едва он встал. – А вдруг это его мать? Вдруг она его похитила? Если Гермес выигрывает все суды, то, может, это ее лишили прав на Петера? А она богатая и не может смириться…
– Ты о Вивиан Джемисон?
– И на фотографии она какая-то грустная…
– Да, может, она вообще ни при чем! А Гермес просто ребячился! И потом, она публичный человек, всегда на виду. Будь у нее сын, это было бы известно. Да и беременность ее была бы засвечена во всех журналах!
– Но…
– Это маловероятно. – Томас снова достал мобильный, выбрал какого-то абонента: – Боб. Привет. Выясни, кто жена Гермеса Олимпуса.
Я дернула Томаса за рукав. Он договорил:
– Боб, ты можешь проверить, сталкивались ли когда-либо Гермес Олимпус и Вивиан Джемисон? Да, она самая. Да. Хорошо. – Томас вышел, крикнул из гостиной: – Не уходи пока.
А я вспомнила, что Вивиан часто носит летние шарфы!
А еще Петер на нее похож: у него ее глаза – карие, большие и всегда будто слегка удивленные.
А еще. Что-то она исчезла из светских хроник в этом году, и я не слышала, что она снимается хоть в какой-нибудь картине! Где, спрашивается, она пропадала?
А еще!!! Петер заплакал, увидев Джемисон в рекламе! Не крем ему был нужен, а она!
Я собралась вывалить все эти доказательства на Томаса, когда он вернется. А пока можно пойти умыться.
Томас вернулся и сообщил, что на вертолетной площадке не обнаружил ничего интересного. Зато Боб раздобыл ему сведения (из диспетчерского компьютера!), кто за последний час улетел с площадки отеля. Один арабский шейх полетел по магазинам и один известный режиссер – а конкретно сам Ричард Швайгер! – приземлился, спустился в гостиницу, сразу вернулся, сказал, что ошибся адресом (он сам был за штурвалом или как там называется руль у вертолета), и тут же улетел. Куда – неизвестно.
Все мои доказательства насчет Вивиан Томас отмел не вполне убедительными контрдоказательствами, типа «Сотни тысяч женщин и даже мужчин на планете Земля любят полосатые шарфы», «У не менее многих карие глаза», «А в журналах она не появлялась потому, что просто ее рейтинг упал. И вообще, ты что, все без исключения журналы читаешь?» И «дети разве не плачут часто – по поводу и без?»
– Ну а у тебя-то есть какие-нибудь мысли? – надулась я в ответ на все это.
– Думаю, шарф обронил похититель, – сказал он.
Тоже мне новость!