– Военная полиция уже работает, операцией спасения командуют, есть приказ ждать.

– Жди! Можешь пикничок забацать, пока ждёшь! Я ждать не собираюсь!

Развернулась, побежала в сторону бронированного джипа, рванула на себя тяжёлую дверь, нырнуть в салон, заблокировать двери не успела, зато схватила лежащий на сиденье автомат.

– Отвали от меня, Андронов, – чётко проговорила она, направляя оружие на майора.

– Ты правда думаешь, что убить человека легко? – прищуриваясь, смерил он взглядом угрожающую.

– Человека, который мешает спасти сестру – легко, – ответила Слава и пустила гремящую, отдающую во всё тело очередь в землю.

В назидание. Чтобы не сомневался. Говорят, она «отбитая наглухо», не зря говорят.

Майор не пошевелился, как стоял, так и продолжил стоять, напрочь игнорируя возможность отправиться к праотцам. Или не верил в то, что такое возможно, или не боялся смерти, или был ещё более «наглухо отбитым».

– Отошёл, – Слава навела дуло на майора, показывая, чтобы он отошёл от двери, пропустил её.

– Ты – дура, – спокойно ответил Андронов, однако с места не сдвинулся. Просто-напросто констатировал факт, с которым Слава согласилась. Она – дура. Только она хотя бы что-то делает, а не сидит на жопе ровно, потому что приказ. Плевать она хотела на все приказы, вместе взятые! – Через сорок минут ты будешь в деревне, разворошишь осиное гнездо, сорвёшь операцию людям, которые знают, что делают. Через сорок пять минут погибнешь сама – с тобой, на твоё счастье, церемониться не станут, уберут сразу, не разбираясь, что ты женщина. Через сутки погибнет твоя сестра – вот ей достанется, должна понимать, о чём я говорю, – посмотрел прямо в глаза Славе.

– Фиг они меня уберут, – окрысилась Слава.

Через какую-то долю секунды, Слава не успела моргнуть, как автомат был выбит из её, казалось, крепких рук, сама она сцеплена стальным захватом майора, а в ребро с силой упирался пистолет майора, доставляя ощутимую боль.

– Вот об этом я и говорю, Слава, – проговорил Андронов, надавливая сильнее. – Ты физически развитая, спортивная, выносливая девушка, но ты девушка – невысокая, с маленьким весом, а там боевики, которые тренировались убивать не один год своей жизни. Убивать – цель их существования. Не призрачные идеалы, которым они якобы служат, а смерть. Ты не спасёшь сестру, а погубишь её и себя, убив тем самым свою семью.

– И тебя, – зло выплюнула Слава.

Андронова точно по голове не погладят за гибель дочерей самого Калугина. Дисбатом не отделается, хорошо, если отец в ярости физически не устранит.

– И меня, – спокойно согласился майор, как-то странно согласился, с непонятной Славе интонацией, незнакомой.

Он отвёл дуло от бока Славы, убрал пистолет в кобуру, перехватил Славу, как тряпичную куклу, не давая и шанса на сопротивление. Какой же он сильный всё-таки, тело как из стали, каждое движение мышц – словно отлаженных механизм, работающий без устали.

Поставил перед собой, посмотрел прямо в глаза, снова Слава увидела жёлтые лучи на светло-карей радужке и тёмный ободок вокруг. И что-то ещё, что не увидела, скорее почувствовала, ощутила позвоночным столбом, что не понравилось, чему противилась всем организмом, телом и разумом.

– Мы спасём Леру, Слава, спасём, вытащим. Я вытащу, – проговорил по слогам Андронов, словно гипнотизировал словами. – Всё будет хорошо, с ней всё будет хорошо, я вытащу Леру, вытащу, – размеренно повторял, кажется, сотни раз, заевшей пластинкой:

– Всё будет хорошо, с ней всё будет хорошо, я вытащу Леру, вытащу. Всё будет хорошо, с ней всё будет хорошо, я вытащу Леру, вытащу. Всё будет хорошо, с ней всё будет хорошо, я вытащу Леру, вытащу. Всё будет хорошо, с ней всё будет хорошо, я вытащу Леру, вытащу…

Пока у Славы не закружилась голова, пока она не провалилась в этот карий взгляд, не зависла на жёлтых лучиках, запутавшись в них, как в паутине, пока, чтобы выбраться из одуряющего морока, не провела удар левой прямиком в печень – одно из самых болезненных мест.

Андронов чуть отшатнулся, выдохнул сквозь зубы, зажмурился от боли, открыл глаза, качнул головой, будто уговаривал себя успокоиться, и наконец хрипло проговорив:

– Блять, ты заноза несносная, – обхватил крепкими, горячими пальцами лицо, надавил с силой, а после…

После впился ртом в губы Славы, заставляя одним напористым движением, ответить на поцелуй. Сойти с ума, провалиться в бездну, из которой уже не выбраться. Обмякнуть, ослабнуть, сдаться на волю победителя…

Горячее, влажное дыхание, движение губ, языков, укусы, грозящие стать невыносимо болезненными. Сорвавшиеся звуки, стоны, хрипы. Жажда, которую никак не утолить, только продолжающимся до бесконечности, жарким, жадным, алчущим сплетением губ.

– В машину, – оторвавшись, проговорил майор, подталкивая потерявшую ориентацию в пространстве Славу.

На позиции они вернулись быстро и молча. В блиндаж вошли так же молча, не глядя друг на друга. Андронов распахнул штору в их Лялей комнату, усадил Славу на стул, взял скотч и, сжав губы, связал ей руки, как наручниками, под взглядом личного состава.

– Попытаешься бежать, свяжу ноги, – всё, что произнёс. – Изотов, головой отвечаешь, – кивнул Платону, развернулся и вышел.

– Славк, давай без чудачеств, – обречённо проговорил Платон. – Без того тошно.

– Ладно, – выдохнула Слава. – Ссать захочу, размотаешь или штаны снимать будешь?

– Штаны, – кивнул Платон. – Нахер тебя, Слава, не до шуток.

За временем Слава не следила, минуты тянулись как часы, часы казались вечностью, день превращался в бесконечность. Личный состав куда-то исчез, рядом остался Платон и ещё несколько человек, нервно переглядывающихся друг с другом. И курящий без остановки майор Андронов.

Появившемуся из ниоткуда старшему брату Слава почему-то совсем не удивилась. Генерал ФСБ должен был отдыхать в сибирском селе, посреди бескрайней тайги, на берегу многоводной реки, но оказался здесь – в пустыне. Дело житейское…

– Понятно, – всё, чем прокомментировал он связанные руки сестры.

Оторвал скотч резким движением, размял тонкие Славины запястья, крепко обнял, давая окунуться в родной до одури запах. Так пах папа, мама, дом, так же пахла Лялька…

– Всё, не реви, – шепнул он. – Сейчас Леру заберём, и домой.

Она успела обнять на прощание Платона, чмокнула в щёку Лёшку, пообещав с оказией прислать килограмм сто отборного картофеля. Оглядела комнатушку, в которой провела без малого неделю, схватила свои черновики, наброски рисунков Ляли, среди которых в основном красовался Гусь, и направилась в сторону вертолёта.

В кабине ждал Андронов. Они коротко переговорили с Игнатом, обсудили нюансы предстоящей операции. Слава чувствовала себя загнанным в угол, ничего не контролирующим, не решающим зверьком. В безопасности, да, но… невыносимо тошно.

Тревога, помноженная на животный страх за сестру, не проходящий ужас не давали покоя,