не оставляли ни на секунду. Внутри что-то клокотало, бурлило, рвалось наружу, заставляя напрячься всем телом, чтобы не заорать во всё горло. Отчаянно, надрывно, на весь грёбаный свет, чтобы лопнули барабанные перепонки, порвались голосовые связки, чтобы сердце разорвалось, потому что иначе – никак.

– Всё будет хорошо, – услышала сквозь шум мотора и грохот лопастей, подняла взгляд на того, кто говорил.

Вячеслав Павлович улыбнулся Славе, провёл внешней стороной руки по щеке, мягко прикоснулся к губам, игнорируя смотрящего в сторону Игната.

Это было последнее, что запомнила Слава перед тем, как в кабине вертолёта оказалась Ляля в отвратительном чёрном балахоне, пахнущем пылью и ванильно-цветочной сладостью, а распластанное тело Андронова, оставшееся внизу, постепенно превращалось в точку…

Всё будет хорошо, с ней всё будет хорошо, я вытащу Леру, вытащу.

Всё будет хорошо, с ней всё будет хорошо, я вытащу Леру, вытащу.

Всё будет хорошо, с ней всё будет хорошо, я вытащу Леру, вытащу…

Глава 11

Не любила Слава Питер, Санкт-Петербург не любила, Северную Венецию тоже не жаловала. Даже не то что не любила, скорее была равнодушна, как впрочем к любому городу, в котором приходилось бывать. К Москве в том числе. Природа – вот её стихия, а не урбанистика.

Не понимала, чему восхищаются многочисленные приезжие и жители города. В историческую ценность не вникала. В целом всё понятно: Шуваловский дворец, Юсуповский, Аничков – всё уникальные памятники архитектуры, куда ни глянь – какой-нибудь памятник, но сердце не трепетало, разум не тревожило.

Ступала нога Пушкина по набережной реки Мойки, вот и прекрасно, в каком месте заходиться от восторга – совершенно непонятно.

Или знаменитые белые ночи? Ничего ведь уникального. В Мурманске, Архангельске, Ненецком автономном округе то же самое наблюдается. Забрался выше определённой широты – добро пожаловать в полярный день.

И только в Питере природному явлению придали сакральный смысл, возвели в культ. Причём всем миром!

Поношенный какой-то город, Ляля бы сказала «шебби-шик», Слава считала – тесный и потёртый. Весь, включая исторический центр, знаменитые проходные дворы, крыши и коммунальные квартиры – куда ещё и экскурсии водят! – депрессивные районы девятиэтажек с домами-кораблями, новостройки с человейниками и неустроенной инфраструктурой.

И всё-таки она жила в этом месте уже больше полутора месяцев, успела обзавестись знакомствами, побродить по нему. Нашла пару-другую приятных местечек, где можно с душой провести время, записаться на скалодром, чтобы не сойти с ума от нехватки двигательной активности, обнаружила приличные рестораны и кафе, освоила общественный транспорт, время от времени пользовалась каршерингом.

Сегодня солнце светило особенно ярко, совсем не по-питерски. Слава удивилась и немного обрадовалась. Заскочила в новенький трамвай, на ходу оплатила проезд, плюхнулась на свободное место, уставилась в окно сквозь поляризованные стёкла солнцезащитных очков.

– На Марсовом поле сирень зацвела, – услышала старушку с потёртой сумкой через плечо, устроившуюся рядом с товаркой – такой же сухонькой, припудренной и с морковной помадой на тонких губах. – Рановато в этом году.

– Обязательно нужно съездить, – деловито ответила вторая. – Как раз восемнадцатого бесплатный вход в Эрмитаж.

– Столпотворение на входе будет, – покачала головой первая. – Лучше в следующий четверг.

Старушки продолжали беседовать, строить планы. В музее Фаберже выставка «Красота святости и святость красоты», в музее Ахматовой обновилась экспозиция. О том, как жаль, что не встретят больше кота Осю – символа Фонтанного дома. Ещё о чём-то, важном для них и совершенно чуждом для Славы.

Она провалилась в свои мысли и воспоминания под перестук колёс трамвая и плавную речь попутчиц.

Вспомнила, как стрелой неслась к вертолётной площадке, где виднелся санитарный транспорт, крутился медперсонал военной базы. Рванула с места быстрее, чем осознала, что Игнат позволил остаться, что прямо сейчас привезли Вячеслава Павловича, и именно над ним хлопочет группа врачей. Понимание случившегося пришло позднее, сначала сработал рефлекс.

Подлетела, остановилась как вкопанная. До того момента она не видела смерть настолько близко, вот так, на расстоянии вытянутой руки. Костлявая рука умирания бросала тень на лежавшего на носилках. Черты лица неестественно обострились, желтоватая кожа натянулась на скулах, глаза впали. Это точно был майор Андронов и одновременно не он.

– Держи, – услышала сквозь шум взлетающего вдали самолёта и бьющегося в висках пульса голос Дарьи, в то же мгновение в её руках оказался бумажный конверт формата А4. – Сопроводительные документы. Для лечения, компенсации, не дай бог инвалидности нужно, если хоть одна бумажка потеряется, устанете восстанавливать.

Слава кивнула, прижала к груди бумаги, поспешила за быстро идущей Дарьей, ровным тоном докладывающей о состоянии пациента. В медсанчасти ярко горел свет, в дверях встретила невысокая, худая, средних лет женщина.

– Довезла? – кивнула она, глядя на Дарью. – Не сомневалась в тебе, Даш. В пятую, – громко крикнула в сторону, сразу подбежали два санитара, перехватили каталку с майором и покатили вдаль по узкому, длинному коридору.

Спасательное покрывало съехало в сторону, взору открылась распоротая одежда и следы запёкшейся крови на ногах, руках, в районе груди – везде. Слава обхватила ладонью рот, чтобы не закричать, но взгляда не отводила, так и смотрела вслед до самой последней секунды, пока спина санитара не скрылась из вида.

Это мог быть последний миг, когда она видела Андронова живым. Отчётливое, ясное понимание этого не позволило отвести взгляд в сторону. Отчего-то хотелось запомнить, впитать в себя всё. Вид, звуки, запахи, вибрации воздуха.

Через час, может быть три, целую вечность, как показалось Славе, в узкий коридор, заканчивающийся торцом с окном, глядевшим на плац, пришла Дарья. В камуфляжных штанах, светлой футболке, с убранными в высокий хвост иссиня-чёрными волосами – привычный вид. Из необычного – медицинские сабо на ногах и аромат духов.

– Хоть помылась по-человечески, – довольно проговорила она, садясь на соседний стул. – Зашла узнать, как дела, пока не уехала обратно. Работы немного, Романа задело, Гуся, двух парней из военной полиции – эвакуируем при случае, но Анатолю одному тяжеловато.

Слава кивнула, тяжело вздохнула, покосилась на дверь, ведущую в операционные. Обычная дверь, деревянная, покрытая масляной краской, с надписью по трафарету.

– Документы будут заполнять – следи в оба, лучше пусть Вера Максимовна заполнит, она знает, как лучше написать. Поняла?

– Поняла, – растерянно кивнула Слава. – Даш, извини меня, что… – посмотрела на хирурга виновато, – что приварила тогда.

Вообще-то, вины своей Слава не чувствовала. Она понимала, что распускать руки – последнее дело, но что-то внутри довольно мурчало и одобрительно поглаживало эго, говоря, что Дарья заслужила.

Во-первых, не стоило стоять на пути, во-вторых… а во-вторых – потому что. Потому что – железный аргумент.

– Извиняю, – немного нервно засмеялась