достаточно и того, что он спас Юй Цзияня от крупных неприятностей – ради, может быть, неприятностей намного, намного крупнее.

* * *

Мистер Сентер спустился в Роуз-парк и уселся с книгой в бельведере, стоящем в тени столетних дубов. Место было уединенным, но тем не менее отсюда неплохо просматривались дорожки, а рядом раскинулся тихий, подернутый ряской пруд. В его близи мистер Сентер находил удовлетворение.

Остальные пруды в парке были вычищены, в них установили красивые статуи-фонтаны, и юные девушки с удовольствием разглядывали их во время прогулок с суровыми гувернантками. Все так… гладко, прилизано, как с почтовой открытки.

Только на это место садовники закрывали глаза. И не зря…

Мистер Сентер оставил книгу на мраморной скамейке, одним движением перемахнул через перила бельведера и склонился к воде. Ряска скрывала отражение.

Он протянул руку и провел над водой – так и есть. Младшие фаэ до сих пор здесь. Оберегают этот пруд и не подпускают никого.

– Я вернулся, – ласково шепнул он. – Я все исправлю. Обещаю. Мы не потеряем свою землю. Мы останемся здесь.

– Г-господин! – тихо ойкнули за спиной.

Мистер Сентер резко обернулся.

– Вы?..

– Садовник, господин, просто садовник, – юнец лет тринадцати, с лицом, осыпанным веснушками – поцелуями осенних фаэ, – жался и переминался с ноги на ногу, опустив голову. – Ронни, господин. Я сын Фреда, который тут всеми заправляет. Он меня на хорошие места не ставит, розами да бегониями не дает заниматься, сюда отрядил.

– Вот как? – усмехнулся мистер Сентер.

– Все думают, он меня не любит. Наказывает. А я знаю, господин, я слышу, как оно шепчет. Вот как с вами сейчас.

– Чудесно. Значит, дом фаэ в надежных руках. Я рад.

– Их становится все меньше, господин. Младших фаэ. Их вытесняют из города. Отец часто говорит об этом, когда выпьет. Говорит – и плачет. Говорит, при королевской семье такого бы не случилось. Он раньше при них служил. А мистер Уолш – это главный в Парламенте – всех поразгонял… Отец, правда, много делал, и мистер Уолш его пожалел. Сюда устроил. Отец говорит, младших фаэ надо беречь, а то совсем уйдут от нас, и некому будет их позвать.

– Это ты молодец, Ронни, – мистер Сентер нащупал в кармане пару монет и протянул ему. – Это от меня. В… благодарность.

– Спасибо, господин, – Ронни забрал деньги и, развернувшись, со всех ног куда-то бросился в сумрак парка.

Мистер Сентер только удивленно поднял брови – вот что делают с мальчишками деньги.

Но мальчишка вернулся буквально через пару минут. В руке у него был скромный букетик – голубые колокольчики [3].

Глаза мистера Сентера в изумлении расширились.

– Это для вас. Для вас, – горячо прошептал Ронни, вкладывая в его руку цветы. – Господин, я никому-никому не скажу!

Он убежал быстрее, чем мистер Сентер успел отреагировать.

– Вот как… – пробормотал он, глядя ему вслед, а потом тихо засмеялся.

На смех его отреагировал пруд – весь пошел рябью, словно бы засветился, и тихие колокольчики зазвенели в воздухе.

– Подумать только, а ведь ему не больше тринадцати лет, – продолжая беседу с самим собой, проговорил мистер Сентер. – Он должен был быть совсем ребенком. Сколько верности, сколько бесстрашия. Если такие люди еще остались, что ж – я тем более убежден, что все делаю правильно.

За это стоит бороться.

Мистер Сентер неторопливо вернулся в бельведер и вновь взялся за книгу. Но чтение давалось ему с трудом, не удавалось сосредоточиться на поэмах о фаэ, несмотря на то что многие он знал наизусть.

«Как мне узнать тебя, Тэмлейн,

Как мне тебя узнать,

Когда поедет по земле

Та неземная рать?» [4]

Рыцарь-эльф Тэмлейн, похититель девичьих сердец… В юности он грезил о сходстве с ним. Мечтал, что его самого будут воспринимать так: дитя фаэ и человека, за синевой глаз которого таятся знания сотен и сотен лет… Это было, конечно, юношеской глупостью – но не зря же мечта зовется мечтой.

– И вот я здесь… – пробормотал он себе под нос.

Он в Лунденбурхе, у него есть дом, есть приятели и – возможно, пока лишь возможно, – сторонники. В деле, которое он замыслил, он был один. Сторонники были ни к чему. Но почему не порадоваться, что дела твоего сердца, какими бы они ни были, находят отклик в сердцах других?

Мистер Сентер рассеянно поднял цветы со скамьи и поднес их к носу, вдыхая прохладный легкий запах. Удивительно, как это колокольчики до сих пор не запретили указом Парламента? Или запретили, а юный Ронни со своим верным отцом просто нарушают закон?

Пусть так.

Он вложил цветы в книгу и бережно сомкнул страницы. Теперь они засохнут и будут в сохранности – наполнять его сердце мужеством и решимостью. Если он почувствует, что дает слабину, что теряет уверенность в собственных действиях – один взгляд на эти цветы поможет ему понять, на чьей стороне правда.

Взгляд его рассеянно скользил по убранству бельведера: переплетение мирта и колокольчиков, навеки запечатленные в дереве и камне, никто убирать не стал. Бельведер сохранился с королевских времен. Возможно, поэтому этот участок Розового парка не пользовался популярностью у юных дам и строгих тетушек. Особенно у строгих тетушек, стремящихся рьяно соблюдать законы, какими бы они ни были.

На скамье лежала кем-то забытая газета, уже порядком попорченная туманом и пролившимся накануне дождем. С рассеянным интересом мистер Сентер отложил книгу, взял газету и принялся перелистывать страницы.

Ничего особенного, сплошная рутина лунденбурхской жизни, щедро приправленная сплетнями. Мистер Сентер пробежался по сводкам криминальной хроники, где журналисты смаковали подробности убийства девушек неизвестным маньяком. Он нахмурился. Такие новости не доставляли ему радости – пусть он и не собирался вмешиваться в дела Ярда, но все же мысль о том, что всех этих девушек можно было спасти, будь полиция чуть более осведомленной в делах собственного города, нет-нет да и пыталась отравить его сознание. Мистер Сентер тряхнул длинными черными волосами, отгоняя назойливые мысли, и перелистнул страницу.

Объявления о найме персонала и съеме квартир, заметки о театральной премьере с Ричардом Б. в главной роли и описание последовавшего за ним банкета, некрологи и объявления о помолвках… Мистер Сентер успел было решить, что ничего нового для себя не обнаружит, как вдруг замер, задержав взгляд на развороте с объявлениями.

Ежегодная выставка достижений…

Он успел уже забыть об этой доброй бриттской традиции – показывать все лучшее сразу, выносить для конкурентов на золотом блюдце… Мистер Сентер покачал головой. Может, потому Хань