- Ты совсем овца?!

От обиды поджимаю трясущуюся губу.

- Отдай ключи!

- Телефон отдала!

Впечатываю телефон в его грудь, грозно повторяя:

- Ключи от машины! Быстро! Иначе вызову ментов!

Он сжимает подбитую челюсть, холодно глядя в мои глаза. Тянет руку в задний карман джинсов и молча швыряет мне ключи. Они падают на землю к нашим ногам. Выпутавшись из его рук, подбираю их, говоря охрипшим голосом:

- Я… найду твою куртку…

Медленно ковыляю к клубу, не оглядываясь.

Поиск его куртки занимает у меня десять минут рабочего времени, на которое я положила жирный хрен. Куртка у бармена.

Прижав её к груди, выхожу на улицу, но там никого нет!

Весь накопившийся пздец наваливается на меня разом. Припав спиной к стене, начинаю тихо плакать, прижавшись носом к теплой, пахнущей этим придурком, изнанке куртки.

- Сосредоточься… - предупредительно тянет папа, следя за моим пальцем, который устремился к шашке В5, чтобы, наконец-то, начать серьёзную борьбу, и закончить этот вялотекущий обмен любезностями.

Отдёргиваю руку, хмуря брови.

Сосредоточься. Если бы я только могла, обязательно так бы и сделала. Вместо этого я смотрю на доску, а вижу только свои изнуряющие душевные переживания. За этого дурака, от которого уже пятнадцать часов нет никаких вестей.

Пятнадцать!

Сейчас полдень. 

Не вытерпев, я позвонила ему сама, но он не взял трубку. Тогда я скинула ему сообщение с координатами его вещей. И оно было прочитано. Больше я звонить ему не буду. Никогда.

Глаза самопроизвольно увлажняются, и я часто моргаю, как затвор зеркального фотоаппарата.

От этих переживаний у меня ни сна, ни аппетита.

Что я должна думать, дурак ты набитый? Что он лежит в каком-нибудь сугробе, которых намело за эту ночь сантиметров на десять? Небо будто прорвало. Снег сыпется и сыпется, даже сейчас я вижу, как он кружит за окном родительской квартиры.

Я дико переживаю. Но что-то мне подсказывает, что совершенно напрасно! Скорее всего, всё у него чудесно. Может, он в гостях у своей подружки? От этого ещё горше.

Поджав под себя ноги и опустив подбородок на кулаки, вздыхаю и повторно изучаю позиции, пытаясь отвлечься. Папа терпеливо ждёт, не мешая и не торопя. Мне кажется, он оценил моё состояние с первого взгляда, поэтому не пытается терзать меня разговорами. Мама открывает духовку, выпуская наружу головокружительный запах рульки с нотками мёда и, кажется, картофельного гарнира.

Мой желудок жалобно урчит.

Не понимаю, как я вообще держу глаза открытыми. Я хочу спать. Я оставила его барахло в своей комнате с инструкциями для своих соседок. Может он уже его забрал? Плевать мне. Видеть его не хочу. Обида скручивает горло. А ещё понимание того, что он - не для меня. От этого в груди зреет непонятная тоска.

“Он не для меня”, - повторяю упрямо. - “От таких, как он, одни проблемы. Это же классика жанра. Сразу было понятно, что ничего общего у нас нет. Кроме... секса. ”.

И я скажу ему об этом. И… и попрошу больше меня не беспокоить.

Да, так и скажу.

В носу щиплет.

Лучше бы вообще с ним никогда не встречаться. И не знать его никогда. Вот именно!

Закусив губу, трясу чугунной головой.

Принимая деловой вид, передвигаю чёрную шашку на F5, нагло заглядывая отцу в глаза.

Он выгибает седые брови, довольно констатируя:

- Это вызов, дочь.

- Это - война, - самодовольно заявляю я, выпрямляясь.

- У нас тут мир и покой, - влезает мама, плывя к столу с большим блюдом. - Сворачивайтесь.

- Ты нам не мешаешь, - отзываюсь я, подмигивая отцу.

Он улыбается, поправляя очки.

- Считаю до двух, - чинно произносит она.

Отец вздыхает и встаёт, осторожно забирая с собой доску, на место которой тут же опускается аппетитное блюдо. Доска отправляется на подоконник, ждать своего часа. Иногда партии у нас длятся по несколько недель.

- Алевтина сказала, Славик приехал, у него отпуск… - поигрывает бровями мама.

Мои губы разъезжаются в искренней улыбке. Наконец-то.

И не позвонил!

- Давно? - спрашиваю её, помогая расставить тарелки.

- Вчера.

Ура.

Славик - друг моего детства. Сосед по площадке и горшку. Он работает в Москве крутым программистом, и я им очень горжусь. Делаю мысленную зарубку наехать на него и потребовать отвести себя в ресторан, потому что он у нас теперь богатенький малый.

От этой светлой новости мой дух поднимает голову. Я вспоминаю о том, что в жизни есть вещи поважнее Макса Немцева.

Но когда возвращаюсь домой и обнаруживаю его вещи там же, где их оставила, прихожу в исходное состояние. Потому что всю дорогу до дома гадала, был он в моей квартире или не был. Может… он сейчас там?

- Чтоб ты провалился, - шепчу, срывая с себя одежду и пыхтя.

Потому что это слишком большая концентрация Максовского присутствия на один квадратный метр моей комнаты! Диван, кровать, а теперь ещё и куртка с ключами!

Уже три часа дня!

Три дня, а он даже не удосужился позвонить или написать.

Кто вообще так делает?!

Неужели непонятно, что я волнуюсь?!

Кто бы не волновался?

Мало того, что мне сегодня, в качестве штрафа, пришили три часа на разносе в ресторане клуба, так я ещё ни фига не выспалась.

Рухнув на заправленный постельным бельём диван, смотрю в потолок. За стенкой ругаются соседи, но для меня это как журчание ручейка. Я привыкла, как привыкают к железной дороге за окном.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Заворачиваюсь в одеяло, как шаурма, поджимая ноги.

Мне нужен сон. Но можно и пореветь.

Выдавливаю слезу, и она не сопротивляется. Шмыгаю носом, зажав в руке телефон.