– Меня зовут Джо Блэклок, – сказал он Тристраму и, удовлетворившись, повернулся слушать своего вожака.

Вожак же – к несчастью, толстенький как каплун – тем временем взывал:

– Пусть услышат воззвания пустых желудков рабочих!

Одобрительный рев.

– Солидарность, – вопил упитанный человечек.

Снова рев.

Тристрама стискивало, крутило и толкало. Потом из Государственного продовольственного магазина (отделение на Росситер-авеню) появилась пара серомальчиков с дубинками наперевес. С мужественным видом они начали усердно орудовать ими направо и налево. Раздался вопль боли и гнева, когда они рванули за правую руку вцепившегося в фонарь вожака. Вожак протестовал и отбрыкивался. Один полицейский упал и был затоптан ботинками. Ни с того ни с сего на чьем-то серьезном-пресерьезном лице выступила кровь.

– Аррх! – булькнул мужчина рядом с Тристрамом. – Прикончить ублюдков!

Школьница взвизгнула.

– Выведите ее отсюда! – крикнул трезвеющий Тристрам. – Гоба ради, расступитесь!

Толпа напирала. Удержавшийся на ногах серомальчик был теперь прижат к стене Сперджин-билдинг. Дыша через рот, он резко опускал дубинку на черепа и лица. Кто-то выплюнул верхнюю челюсть, и в воздухе на мгновение повисла улыбка чеширского кота. Потом пусто завизжали свистки.

– Еще ублюдки идут! – выдохнул в затылок Тристраму чей-то голос. – Делаем ноги!

– Солидарность! – крикнул потерянный вожак откуда-то из-под взметнувшихся кулаков.

Сирены полицейских машин взвивались и опадали, похожие на глиссандо разобиженных тритонов. Толпа, как огонь или вода, в которую попал камень, языками расплескивалась во всех направлениях. Школьница по-паучьи перебралась через улицу и исчезла в проулке. Тристрам все еще прижимал к себе, как ребенка, белую консервную банку синтелака. Улицей теперь правили серомальчики: одни массивные и грубые, другие мило улыбающиеся, но все с карабинами наготове. Расхаживал офицер с двумя черными шевронами на плечах: во рту, как соска, свисток, рука на кобуре. По обоим концам улицы толпились люди… наблюдали… Плакаты и флаги неуверенно заполоскались, уже казались потерянными и смущенными. Как по волшебству появились черные крытые фургоны с открытыми дверями и обычные грузовики с опущенными задниками. Тявкнул что-то сержант. В одном месте возникла сутолока, знамена перешли в наступление. Офицер со свистком выдернул из кобуры пистолет, а после издал вдруг одинокую серебристую трель. И в воздух плюнула очередь из карабина.

– Долой гадов! – крикнул рабочий в порванном комбинезоне.

Неуверенный рывок фаланги комбинезонов быстро набирал скорость, и один серомальчик с визгом упал. Свисток теперь сверлил воздух как зубная боль. Карабины палили очередями, и пули щенячьи визжали о стены.

– Руки вверх! – приказал офицер, выпустив изо рта свисток.

Несколько рабочих лежали на земле, разинув рты и кровоточа под солнцем.

– Берем всех! – тявкнул сержант. – Всем места хватит, красавчикам!

Тристрам уронил свой синтелак.

– Берегись вон того! – крикнул офицер. – Самодельная бомба!

– Я не с ними! – постарался объяснить Тристрам, закрывая руками голову. – Я просто возвращался домой. Я учитель. Я решительно возражаю! Уберите от меня свои грязные руки!

– Ага, – услужливо отозвался серомальчик и от души въехал ему прикладом в живот.

Тристрам испустил деликатный фонтанчик пурпурного сока, которым был разбавлен алк.

– Полезай!

Тристрама подталкивали в черный грузовик, в носу у него першило от блевотины.

– Мой брат, – протестовал он. – Комиссар Пол-пол-пол-пол-пол… – Он не мог перестать «полполкать». – Моя жена там, дайте мне хотя бы поговорить с женой!

– Полезай!

Он даже не поднялся по перекладинам покачивающегося задника, а скорее упал в кузов.

– Ховолить с шеной, – заиздевался голос работяги. – Шен-вен гав-гав.

В грузовике стоял запах тяжелого пота и слышалось отчаянное дыхание, точно добрые люди спасли этих несчастных от смертоубийственного кросса по пересеченной местности. Задник закрылся с веселым звяканьем цепей, потом опустился брезентовый верх. Рабочие заулюлюкали в полной темноте, и один или два пискнули девчачьими голосами.

– Перестань, я маме пожалуюсь!

– Ах, ты такой негодник, Артур!

Серьезная пыхтящая громадина рядом с Тристрамом произнесла:

– Они не воспринимают это всерьез, вот в чем беда. Не держатся заодно. А надо бы.

Хриплый голос с раскисшими гласными северянина любезно предложил:

– Кто-нибудь хочет сандвич с яйцом?

– Послушайте, я собирался просто разобраться с женой, вот и все, – почти прорыдал в вонючую темноту Тристрам. – Я тут ни при чем. Так нечестно.

Отозвался серьезный голос рядом:

– Конечно, нечестно. А когда с рабочими обращались честно?

А другой, враждебный, раздраженный культурным выговором Тристрама, буркнул:

– Заткнись, а? Мы таких типов знаем. Я за тобой наблюдаю, ты мне поверь!

Что в кромешной темноте было явно невозможно. Тем временем, судя по звуку, колонна грузовиков с ревом тронулась с места. Возникло ощущение, что где-то есть улицы, по которым ходят счастливые неарестованные люди. Тристраму хотелось разрыдаться.

– Как я понимаю, – произнес новый голос, – тебе не хочется связывать себя с нашей борьбой, так ведь, друг? Интеллектуалы никогда не вставали на сторону рабочих. Иногда они делали вид, что с нами, но только ради предательства.

– Это меня предали! – крикнул Тристрам.

– Как же, предали! – хмыкнули из темноты.

– Измена синих воротничков, – произнес скучливый голос.

Заиграла губная гармошка.

Наконец безоговорочно заскрежетали тормоза, грузовик остановился, раздались хлопки дверец в кабинах водителей, лязг засовов, цепной звон, и в темный кузов ветром ворвался дневной свет.

– Вылезайте! – велел окарабиненный капрал, полинезиец в оспинах.

– Послушайте, – сказал, выбираясь, Тристрам, – я хочу предъявить серьезнейший протест. Я требую, чтобы мне позволили позвонить моему брату, комиссару Фоксу. Произошла чудовищная ошибка.

– Проходите, – сказал какой-то констебль, и Тристрама затолкали через порог вместе с остальными. Над головой возносились ввысь сорок с чем-то этажей.

– Вы все сюда! – приказал сержант. – По тридцать пять на камеру. Всем места хватит, люмпены проклятые!

– Я протестую! Я внутрь не пойду! – говорил Тристрам, входя.

– Да закрывай уже, – буркнул какой-то рабочий.

– С удовольствием, – отозвался сержант.