особым признанием моих заслуг, скорее отражало личное мнение короля о своих лакеях, которое в тот момент, господин, было невысоким. – Он спросил себя, не слишком ли часто повторяет «господин».

– Понятно, – отозвался Суза. – Тем не менее, лейтенант, ты наверняка собрал много ценной информации и хотел бы ею поделиться.

Костис понадеялся, что на лице не отразился весь ужас от этого предложения. Неизвестно, где добыл свою информацию младший секретарь, отвечающий за снабжение военного флота, однако король – и не только он – считал, что в этом повинен Костис, возможно, из-за той ужасной сцены на учебном плацу. Костиса подмывало развернуться и уйти, но он не мог. Однако не мог и сообщить Сузе то, чего тот хочет.

– Не так уж много, господин. – Костис вспомнил свою аудиенцию у королевы. – Разве что могу сказать, что он проводит время в одиночестве, глядя в окно. – Он пожал плечами, извиняясь за ничтожность имеющихся сведений.

Брови Сузы поползли вверх. Он не считал эти сведения малозначительными. Видимо, Костис все же открыл ему что-то очень важное.

– Благодарю, лейтенант.

Он протянул монетку. Костис, поколебавшись взял, не зная, как отказаться. И Суза удалился.

Костис прошел через дворец, спустился к казармам, понимая, что совершил тягчайший проступок, в котором даже король не снизошел его обвинить.

Глава шестая

Табуретка с грохотом раскололась о стену. Стало чуть-чуть легче.

– А я-то собирался на нее сесть, – с укоризной заметил Арис. Он лежал на кровати, дожидаясь Костиса. – Думал, посижу на ней, когда ты появишься. Что стряслось на этот раз?

– Всего лишь то, что я сделал глупость. Несусветную.

– Сказал королю, что не разносишь сплетен?

– Нет, – ответил Костис. – То есть да, я сказал это королю. Но глупость не в этом.

– Уверен?

В другой раз Костис, может быть, и посмеялся бы.

– Я сказал королю, что не опущусь до того, чтобы разглашать доверенные мне личные сведения.

– И?

– В полдень королева позвала меня и спросила, чем занимается король, когда остается один в своих покоях.

– А-а.

– Ну как я могу не ответить королеве?

– Ты еще здесь и живой, так что, полагаю, ответил.

– Она хотела знать, занят ли он чем-то, кроме как смотрит из окна. Я сказал, что мне об этом неизвестно. Думал, что не сообщил ей ничего нового, и не отказывался отвечать, потому что все равно ничего не знаю. – Он воздел руки, ожидая от Ариса подтверждения, что в этом ответе не было ничего неразумного.

– И что? – Арис не торопился высказывать суждений. Он ждал продолжения.

– И тот же самый вопрос задал мне Суза.

– А-а.

– Прекрати акать!

– Ты ему сказал?

– Я подумал, что это не имеет никакого значения. Но теперь я так не считаю. Это было очень важно. Просто я не знал.

– Но ведь ты сказал, что королеве уже все было известно.

– Нет, – возразил Костис. – Королева догадывалась. И вопрос задала так, что мне оставалось только подтвердить. – Он потер лицо. – До чего же мне надоели люди, которые все до одного умнее меня и знают больше, чем я. Хочу вернуться на ферму. С моими родичами было бы гораздо легче ужиться, чем с этими всезнайками.

– Ну хотя бы на этот раз никто ничего не знает, – сказал Арис. – Чего ты на меня так смотришь?

– Потому что мне придется ему все рассказать.

* * *

Аристогитон не согласился. Он долго спорил с Костисом, убеждая друга не подставляться под новые неприятности. Да что, в конце концов, важного в том, что король подолгу смотрит в окно? Что интересного он там увидит?

Костис не знал и даже не догадывался.

– Но это важно, Арис. Пойми. И если это важно для королевы и Сузы, значит, это может как-то быть использовано против него.

– Тогда признайся ему, что ты рассказал королеве. За это тебя нельзя упрекнуть. И если Суза бросит это ему в лицо, то король решит, что сведения исходят от королевы. И никогда не узнает правды.

Костис покачал головой:

– Если Суза готовит нападение, королю следует об этом знать.

– Зачем? – вопросил Арис. – Какая тебе разница, отравят его завтра или нет?

– Мне вообще безразлично, отравят его или нет, лишь бы в это не вмешивали меня.

Арис задумчиво вгляделся в него и сказал:

– И все-таки тебе не безразлично, отравят его или нет.

Костис вздохнул, признавая его правоту:

– Если он насмерть подавится костью, я и глазом не моргну. Но я не могу… И пусть я говорю будто старый лицемерный философ, но я не смогу стоять и смотреть, как его убивают. Не желаю иметь ничего общего с такими людьми. Я всегда хотел быть солдатом.

– Ты хотел когда-нибудь стать капитаном гвардии, – напомнил Арис.

– Задолго до того, как понял, что это означает.

– Чего же ты хочешь сейчас?

– Хочу вернуть себе хоть кроху самоуважения. В данный момент мое честолюбие сводится только к этому. Я расскажу ему о Сузе, заодно расскажу о Седжанусе, и, если боги будут милостивы, он сошлет меня в какое-нибудь уютное каторжное поселение во Фракии.

* * *

Решив во всем признаться королю, Костис стал ждать подходящего момента. Утром на тренировке по фехтованию он так и не решился заговорить. Слишком много лишних ушей было вокруг. Он решил подождать, пока король, как обычно, отпустит лакеев. Начал уже побаиваться, что король больше не станет уединяться у себя в комнате, особенно после того, как ясно продемонстрировал, что ради тишины и покоя готов запереться от прислуги. Больше того, в ходе переговоров с Эрондитесом Младшим он, кажется, открыл новый способ получить немного покоя. В паузах между встречами он иногда выходил прогуляться в сад. В дни, когда у короля в расписании могло появиться свободное время, из сада выводили всех. Король мог расставить гвардейцев в заданных точках и гулять среди них в одиночестве.

Каждый день Костис уговаривал сам себя открыться королю на утренней тренировке, но в муках нерешительности снова и снова откладывал. Как он и сказал Арису, это место не подходило для разговоров с глазу на глаз. Можно было бы предложить королю поговорить наедине, но по прошлому опыту он знал, что король не пойдет навстречу. Скорее он превратит беседу в фарс и привлечет внимание всех вокруг, даже, возможно, насторожит Седжануса. Поэтому Костис выжидал.

* * *

Орнон тоже выжидал и тревожился. Релиус был низвергнут. Королевские архивы пребывали в беспорядке. Король почти не разговаривал со своими баронами. Он все больше и больше отдалялся от придворных. На публике редко обращался к королеве, однако, как докладывали Орнону, за завтраком по-прежнему целовал ее, словно напоминая о своих правах.

* * *

– Ваше величество, – повторил Седжанус. Король наконец вышел из раздумья и обратился к насущным делам.

– Что?

– Мне очень жаль, ваше величество, но голубой кушак тоже испачкан чернилами.

– Ничего страшного, – сказал король. – Просто принеси мне…

«Принести что?» – подумал Костис. Если король сломается и скажет: «Принеси мне любой кушак», лакеи притащат тот, который не подходит к костюму по стилю или по цвету. Если он потребует какой-то определенный кушак, окажется, что он тоже забрызган чернилами или отправлен в стирку. Это могло продолжаться все утро, а король и так уже опаздывал. Слуги стояли перед ним в позах наигранной покорности, и Седжанус самодовольно ухмылялся.

– Принеси мне все кушаки, которые не забрызганы, не испачканы и не испорчены никаким иным образом, – устало велел король. – Я сам выберу.

Это был хороший выход. Вид у короля был измученный, а не победоносный. Лакеи удалились, прикидывая, сколько еще времени можно потратить на то, чтобы достать из гардероба и принести все кушаки, начав с наименее вероятных, пока наконец они все до единого не будут разложены поперек кровати и развешаны на мебели по всей комнате.

Наконец король был одет и готов к выходу. Он со всей свитой направлялся в храм Гефестии. Сегодня не будет ни утренней тренировки, ни завтрака с королевой. Визит короля в новый храм, еще строящийся в акрополе над городом, был знаменательным событием. Ведь когда Эвгенидес в прошлый раз обратился к Великой богине, она вместо ответа разбила все окна во дворце. Скорее всего, буря в тот день случилась по чистому совпадению, но, подумалось Костису, такие визиты – дело рискованное, и будем надеяться, что сегодня подобного отклика не последует.

Они вышли из дворца через ворота, соседствующие с конюшнями и псарнями, и пешком направились вверх по Священной дороге. Новый храм Гефестии строился на остатках фундамента древнего мегарона. Здесь, у временного алтаря, король и королева сыграли свадьбу. С тех пор в наосе были выложены новые стены, ненадолго накрытые тростниковой крышей. Оставшаяся часть фундамента до сих пор стояла открытой, и от прежнего здания сохранились лишь низовые камни, кое-где покрытые клетчатыми мозаичными узорами. Поверх них лежали беспорядочные груды щебенки, предназначенной для расширения фундамента, на котором затем возведут колонны, собрав их из лежащих