место, ты должен стать ее центурионом и не меньше чем лейтенантом.

– М-да, – протянул Арис. – Я почему-то не сомневаюсь, что этим повышением мы все обязаны нашему писаному красавчику Легарусу.

– Вот оно что, – осенило Костиса. – Повышен за красивую мордашку?

– Он из хорошей семьи. Но у него не хватит мозгов, чтобы получить повышение за собственные заслуги. Но если повысили меня и вместе со мной весь взвод…

– То Легарус станет нести почетную службу в Третьей центурии и будет иметь доступ во дворец. И к кому-то во дворце…

Арис сказал:

– Да, полагаю, так оно и есть, но мои понятия о чести не слишком строги и я не стану жаловаться, что меня незаслуженно повысили в Третью центурию. Наоборот, я собираюсь это отпраздновать. – Он достал принесенную амфору. – А пока я праздную, ты можешь утопить свои печали, – сказал он Костису.

– С удовольствием, – отозвался тот.

* * *

В разгар празднования Костис задал Арису терзавший его вопрос:

– Как ты думаешь, вор хотел стать королем?

– Конечно, – ответил Арис.

Костис, приняв этот ответ за чистую монету, с удивлением услышал продолжение:

– А кто бы отказался жениться на женщине, которая отрубила тебе правую руку?

Костис вздрогнул.

– Все считают это блестяще подстроенной местью, – продолжал Арис. – Но я бы лучше сам себе горло перерезал, чем женился на ней. А ведь она мне ничего не отрубала.

– Я думал…

– Я верно служу ей? Да. Ради нее я пошел бы к черту в пекло. Если бы не она, я бы до конца жизни гнул спину над дубильным чаном. А при ее отце остался бы простым солдатом, исходил пешком всю страну и погиб, захлебнувшись кровью где-нибудь в грязи. И даже взводным не стал бы – ведь я сын простого кожевенника. А сейчас, смотри, у меня взвод в Третьей центурии. Помоги нам Мирас, я ее боготворю. Но, Костис, я не слеп. И со мной согласится любой гвардеец. Она безжалостна. – Он склонился к Костису. – И это хорошо, потому что иначе она бы не стала королевой. Она умна, красива и великолепна. Такие чувства хорошо испытывать к своей королеве. Но не к жене.

Костис зажмурился. А Арис продолжал:

– В ней нет ничего от нормальной женщины, и вряд ли хоть один мужчина в своем уме захочет жениться на ней. Если бы вор хотел стать ее мужем, то наверняка поднял бы тему наследников. А ведь он об этом и не заикается. По-моему, – предположил Арис, – весь этот план с самого начала придумала Эддис. Я слышал, ее считают заурядной особой, но, думаю, уж кому, как не нам, понимать, что это не так. Если бы она не была столь же умна и безжалостна, как Аттолия, то в Эддисе давно был бы король. Спорим на что хочешь, что вор питал к своей королеве такую же преданность, как мы к нашей. – Арис пожал плечами. – Потому Эддис и отправила его сюда, в короли Аттолии. Бедный малый. Я на его месте все же предпочел бы пойти к черту в пекло. – Он посмотрел на Костиса и еще раз пожал плечами. – Но это мое личное мнение. Налью-ка лучше еще вина.

Костис, глядя в свой кубок, постарался выкинуть из головы мысли о короле.

– Но все равно это уже тебя не касается, – сказал Арис.

– Верно. Не касается, – согласился Костис.

* * *

Королева стояла у стола и перебирала бумаги. Она волновалась, но ничем не показывала этого.

– Не было нужды спрашивать у Телеуса, кто командовал приграничными крепостями на северо-востоке. Ты и сам это знаешь.

– Неужели?

– Ты нарочно старался его разозлить.

– Да с какой стати?

– И десять дней назад просил меня вызвать Прокепа из его крепости, потому что хотел встретиться с ним.

– Кто? Я?

Королева покачала головой. Встреча ее и короля с Телеусом прошла очень неловко. Телеус стоял, словно аршин проглотил, а Эвгенидес развалился в кресле, как довольный кот. Король спросил Телеуса, кто командует крепостями на границе с Магиаром и когда вернется в столицу с докладом генерал, ответственный за эту область. Телеус отвечал на вопросы с плохо скрытым презрением, однако согласился держать Костиса на облегченной службе до тех пор, пока король не решит, кем его заменить.

Королева начала складывать бумаги в дипломатическую папку.

– Мне бы хотелось, чтобы вы с Телеусом получше ладили.

– А мне бы хотелось, чтобы Телеус не был таким болваном.

Неизвестно, услышала ли его королева. Не сказав ни слова, она закончила складывать бумаги и отложила папку.

* * *

Эддис – горная страна, и дни там короче, чем в прибрежной Аттолии. Поздним летним вечером, когда во дворце уже горели лампы, Эддис позвала саунисского волшебника, официально считавшегося ее пленником. Не далее как накануне волшебник вернулся из путешествия по самым отдаленным уголкам страны, где, никем не сопровождаемый, собирал образцы народного фольклора в изолированных поселениях. И королева, и волшебник питали глубокую привязанность и уважение к Эвгенидесу, бывшему эддисскому вору. Усадив волшебника и поставив рядом с ним бокал вина, королева протянула ему секретнейший доклад Орнона, своего посла в Аттолии, и стала терпеливо ждать, пока он прочитает.

– Понятно, – сказал волшебник. – Меня как раз интересовало, почему помощник вашего посла вернулся столь поспешно. Полагал, что этот синяк под глазом поставил ему Ген. Должно быть, в свежем виде он имел прелестнейший оттенок.

– Нет, это дело рук Орнона, – сухо сообщила королева. – Как видите, помощник взял на себя смелость подталкивать Гена.

– Вижу, что ему это не удалось. – Волшебник перевернул листок, пытаясь прочитать строчки, идущие поперек. – Но я не уверен, что понимаю всю значимость этого моста.

– И Клетус, и Анакритус – сторонники королевы. Они платят огромные деньги третьему барону, Миносу, за право пользования мостом через это ущелье, единственным на много миль. Анакритусу он нужен, чтобы попасть на свои пастбища, а люди Клетуса вынуждены ездить по этому мосту, чтобы доставлять свои товары на рынок. Ни у одного из них не хватит средств, чтобы построить мост в одиночку. Аттолия много лет хотела это сделать, но не могла, потому что это сочли бы знаком незаслуженного предпочтения, оказываемого ею своим адептам. И Минос, формально считающийся ее союзником, пришел бы в ярость.

– И теперь вместо нее строить этот мост будете вы?

– Орнону ничего не оставалось, – с оттенком иронии пояснила королева, – кроме как любезно предложить услуги эддисского гарнизона.

Волшебник кивнул:

– Значит, у барона Миноса нет поводов для недовольства, а бароны Анакритус и Клетус, считавшие эддисский гарнизон тяжким бременем…

– Восторженно потирают руки, – подтвердила королева.

– Но Ген все равно выглядит нелепо, – заметил волшебник.

– А помощник Орнона вернулся домой с подбитым глазом, – закончила королева. – С какой стороны ни посмотри, везде успехи. Для всех, кроме бывшего помощника нашего посла в Аттолии.

* * *

Комната была небольшая, с картинами на стенах, а низкий потолок, покрытый изящной резьбой, делал ее на вид еще меньше. Сидеть было негде, кроме как на полу, и поставить лампу тоже некуда, поэтому Седжанус дожидался отца стоя.

– Меня тут быть не должно, – сказал он, когда тот появился. – Нам не следует встречаться.

– Докладывай, – буркнул Эрондитес.

– Дела идут успешно, – пожал плечами Седжанус. Лампа у него в руке шевельнулась, и по комнате бешено заметались тени. Казалось, сатиры на стенах пляшут и скалят зубы. – Не осталось ни одного лакея, который не навлек бы на себя недовольство короля. Он готов прогнать их всех.

– Рановато, – сказал Эрондитес. – Еще не пришло время их прогонять. Пусть сначала возьмет любовницу, и она подскажет ему, кого выбрать в новые лакеи.

– Ты добился меньших успехов, чем я, – заметил Седжанус.

Барон сердито сверкнул глазами:

– Она хороша собой, недавно овдовела, а этот болван упрямо танцует с ее сестрой.

– Тогда почему бы не использовать сестру, раз король положил глаз на нее?

– Она читает пьесы. Вышивает. Она бесхитростна, не замужем и для нас бесполезна. Ее сестра дважды овдовела и прекрасно сможет водить короля за нос. Любовницей должна стать она. Я велел их отцу поколотить обеих, особенно младшую. Она больше не станет танцевать с королем. А ты?

– Что – я?

– Я не желаю, чтобы тебя тоже выгнали. Ты единственный из лакеев должен остаться.

– Будь уверен, – сказал Седжанус. – Он меня не отпустит.

– Я слыхал иначе.

– Он во всем полагается на меня. Другие лакеи не понимают этого, но мы с королем стали союзниками, и наша дружба крепнет день ото дня. Он выгонит остальных, а меня не тронет.

– Уж постарайся, – предостерег барон.

– Да стараюсь, стараюсь, – ответил Седжанус.

Они ушли. Эвгенидес осторожно пошевелился. Он сидел, скрестив ноги, на балке над изящным, ажурным резным потолком, скорее даже не потолком, а горизонтальной ширмой. Оттуда, из темноты, ему открывался прекрасный вид на комнату, расположенную очень удобно – в стороне от нахоженных путей, но недалеко от королевских покоев. Лишенная мебели, слишком тесная для использования в любых добропорядочных целях, она неизменно пустовала. Архитектором, придумавшим ее и приказавшим сделать ложный потолок из резной ширмы, был пра-пра… много раз прадед Эвгенидеса. Он назвал ее «комнатой для заговоров».

Неслышный,