— Вот что я вам скажу, — не выдержав, перебил Люк. — Давайте-ка притворимся, что вы не собирались просить меня подписать отчет департамента по этой девочке. Думаю, что только так мы сохраним учтивый тон беседы.

Барнсдейл свирепо посмотрел на врача.

— Помните, Генри? Каждый должен заниматься своим делом.

Люк повернулся и вышел из кабинета.

Далеко Маккена уйти не успел: в коридоре к нему бочком подошла Меган.

— Можно тебя на минуточку?

— Не вовремя, Меган, — ответил он, замедляя шаг. — Хочешь спросить про Хосе Чаку? Пока не знаю. Вскрытие назначено на завтра.

— Я не об этом. — Она мягко потянула его за локоть.

За последние три месяца она впервые дотронулась до Люка, и тот невольно остановился.

Меган не томила.

— О Кейт. Раньше я ничего не говорила, было много посторонних, и все как-то не до этого. Но… Хочу, чтобы ты знал: я очень сожалею о том, что случилось.

Она отвела глаза, как всегда, не выдержав прямого взгляда. Люк так и не привык к такой замкнутости, едва напоминавшей о потерянной любви.

— Спасибо, Меган. У меня все в порядке.

За спиной прошла медсестра. Они, не сговариваясь, проводили ее взглядом.

— Ну вот, собственно, и все, — чуть подняв плечи, сказала Меган и собралась уходить.

— Я слышал, когда Кейт принесли в операционную, она была еще жива, — обронил Люк.

Меган обернулась.

— Мы сделали все, что было в наших…

— Знаю. Я не об этом, — перебил Люк. — Была ли она в сознании, говорила ли что-нибудь?

Меган покачала головой.

— Одна из пуль пробила голову навылет. Тело было парализовано.

— А те люди, которые отнесли ее в отделение? Упоминали о том, как это произошло? Кто-нибудь видел убийцу?

Неожиданно выражение лица Меган изменилось. Поискав глазами его взгляд, она наконец ответила:

— Нет.

Люк кивнул в пол:

— Понятно.

— Оставь это полиции, Люк. Не надо глупостей, — сказала Меган и залилась краской.

Оба понимали, что это предостережение запоздало на три месяца. Люк уже осознал, насколько колоссальной была глупость, которая стоила доверия этой девушки — и любви.

— Я только спрашиваю о том, что случилось. Больше ничего.

— Беда в том, что я не знаю, верить тебе или нет. Помнится, когда в последний раз ты задавал подобные вопросы…

— Меган, извини. Многое хотелось бы изменить. — Он опустил подбородок, чтобы не видно было, как дернулся кадык. — И давай больше об этом не будем.

Люк почувствовал, что нужных слов не подобрать, и остался наедине со своими печалями.

— Вот такая у меня теория, — сказал Чуи.

Покидая вместе с интерном отделение неотложной помощи, Меган притворялась, будто слушает его треп. Они жили в одном многоквартирном доме в нескольких кварталах от больницы, и нескончаемый словесный поток казался приемлемой платой за услуги ночного эскорта.

— Так о чем твоя теория? — спросила Меган.

Они шли по коридору к вестибюлю с огромным двухэтажным входом в больницу, построенным во времена Великой депрессии. Бесконечные ремонты не затронули высокие соборные потолки, крытую черепицей крышу, готических горгулий и витражные окна.

Чуи развернул кусочек пиццы, который откопал где-то в отделении, и последние сантиметры исчезли во рту.

— Не понял. Я что, сам с собой разговаривал? — промямлил он. — О Маккене, вот о ком. Мне кажется, он гей.

— Чуи, ничего более дурацкого…

— Нет, ты послушай. Этот парень действует на женщин, как магнит, верно?

— Меня не интересуют…

— А он этим не пользуется. Да, конечно, Люк иногда встречается с девушками — с теми, кто работает рядом. Ну сама знаешь: такими, как ты, например. Но видела ли ты когда-нибудь, как он обхаживает красоток из отделения неотложной помощи? Думаю, что нет. — Чуи, как рефери, развел руки в стороны. — Вот я на его месте…

— Ну вот ты сам же и обнаружил изъян в своей логике.

Приближаясь к выходу, они миновали галерею портретов известных терапевтов. Взгляд Меган, как всегда, остановился на изображении доктора Качински, видного генетика, умершего пять лет назад. Внимание прохожих неизменно привлекала форма головы, а сотрудники больницы непочтительно именовали портрет «Мистер Репа».

Когда они вышли на улицу, в лицо хлестнула волна леденящего воздуха. Меган подняла воротник белого халата и крепко обняла себя за плечи.

Теплее не стало. Тонкий лабораторный халат не спасал от пронизывающего ветра. Холод забирался в рукава, за воротник, просачивался даже через пуговицы.

— Я обмозговывал теорию с прошлой ночи, когда Маккена успокоил огнедышащий Везувий. Он просто уравновешивает сексуальную энергетику системой кунг-фу. — Чуи покивал головой, довольный тем, что нашел основу для гипотезы. — И кроме того, он чересчур аккуратен для простого парня. Кто-нибудь замечал, как Маккена постоянно что-то поправляет в ординаторской?

Они остановились на пешеходном перекрестке, пропуская поток машин.

Меган, почувствовав пристальный взгляд Чуи, храбро посмотрела в ответ.

— Короткая прическа, — сказал он. — Тебе идет.

Такие же короткие волосы, как и сейчас, у нее были восемь лет назад. Она вспомнила, как сидела в спальне на полу и смотрелась в зеркальный шкаф, оценивая урон: это была катастрофа. Только что отец обкорнал ее, возомнив, что в нем дремлет талант парикмахера. «И о чем ты только думал?» — упрекнула его мать. За то, чтобы отец подстриг ее так же, как тогда, Меган сейчас отдала бы все.

Чуи, услышав низкий стрекочущий звук, обернулся: на крышу больницы садился вертолет.

Меган улучила минутку и с болтовни интерна переключилась на образ отца. Его лицо. Поблекшие, нечеткие черты. В Бостоне он, как и дед, был пожарником, крепким и суровым. «Он сильнее огня и не мог умереть», — объясняла она матери в ту ночь, когда отец не пришел домой с пожара, пытаясь убедить ее, что люди, собравшиеся в гостиной, ошибаются.

Когда ноги Чуи сдвинулись с места, его рот раскрылся сам собой.

— …поэтому я подозреваю, что мир погибнет, когда в Землю врежется огромный астероид…

Через двенадцать лет, когда Меган заканчивала медицинскую школу, судьба преподнесла еще один жестокий урок. После трехлетней борьбы с раком легких мать сильно сдала, но умерла от скоротечной инфекционной болезни неожиданно, за десять дней. А могла бы прожить еще несколько месяцев.

У Каллагенов стало привычкой уходить в мир иной, не попрощавшись.