– Я не хочу писать завещание, записки предсмертные... я прошу тебя... когда я умру...

– Что ты такое говоришь? Нашла время, – возмутилась бабушка.

– Не перебивай. Я хочу, чтобы после моей смерти меня кремировали. Понимаешь? Не хочу в гробу лежать.

– Ася, пожалуйста... в самом деле...

– Послушай. У меня больше никого нет. Вот, я все подготовила. Возьми конверт – здесь деньги на мои похороны.

– Перестань, ей-богу!

– Бери. Пожалуйста. Не мучай меня... Я знаю, что делаю...

Бабушка покачала головой, но деньги взяла.

– Не хочу никакого памятника, могилы, пусть будет ниша в стене. И все, – сказала Ася.

– Хорошо, как скажешь, – сказала бабушка.

– Правда, это красиво – сгореть в огне?

– Не юродствуй. Не смешно.

– У меня есть новость, – совершенно другим тоном, радостно, продолжила поэтесса.

– Какая еще новость?

– Я решила взяться за прозу! Как ты считаешь, мне не поздно?

Бабушка засмеялась.

– Ты достанешь мне адреса издательств? В Москве. Надо будет им отправить тексты заказными письмами.

Ася умерла через неделю после своего дня рождения. Нашли ее не сразу. Два дня лежала, пока не спохватились. Бабушка тогда была в командировке и не могла себе этого простить все оставшиеся годы – не поняла, не почувствовала, не догадалась...

В квартире Аси – она жила в двухэтажке – стоял дикий холод. Окно было настежь открыто. Ветер носил по комнате обрывки листков. Ася лежала на полу – огромная, неподвижная. Над ней летали бумажки с обрывками строк.

Врачи сказали, что сердце. Бабушка считала, что виноват сборник стихов, который сделала она. Ася решила, что это некий итог жизни.

– Это я виновата. – Бабушка не могла успокоиться.

– Никто не виноват, – сказал врач-кардиолог, – сердце. Кто знает, когда оно остановится? Один Бог знает.

Похороны организовали как положено. Проводили хорошо. Бабушка распорядилась насчет кремации. А еще через несколько недель на пороге редакции появился молодой мужчина.

– Здравствуйте, извините, – начал он, – мне сказали, что вы дружили с Анастасией Михайловной.

– А? – не сразу сообразила бабушка.

– ...Извините. Мне соседи сказали...

– Да, да... Она умерла.

– Я знаю, я, собственно, по этому поводу.

– Проходите, садитесь.

– Я хотел сказать вам спасибо. Вы, я так понял, помогали ей...

– Простите, а вы?..

– Я ее племянник. Меня зовут Дмитрий.

Бабушка молчала.

– Я не родной племянник, – поспешил добавить Дмитрий, – сын мужа ее двоюродной сестры. Понимаете?

– Нет, – честно призналась бабушка.

– У Анастасии Михайловны была двоюродная сестра, – начал объяснять он, – у нее был...

– Да, да... – кивала бабушка, – а еще кто-то у нее есть? Из родственников? – осторожно уточнила она.

– Конечно, – обрадовался Дмитрий, – я, моя жена, наша дочь, двоюродный брат с женой. Но наследник – я. То есть, кроме меня, у нее нет родственников... ну, в смысле прямых, близких... Анастасия Михайловна все мне и завещала – и квартиру эту, и имущество.

– Когда? – спросила бабушка.

– Что – когда? – не понял Дмитрий.

– Когда завещала?

– Да еще лет пять назад.

– Она о вас никогда не говорила...

– А это правда, что она была известной поэтессой тут у вас, – спросил Дмитрий, – что у нее творческие вечера?

– Правда, правда, – кивала бабушка, думая о своем.

– А вы не знаете, она за это деньги получала? Я слышал, артистам платят за выступления...

– Что? Каким артистам? Нет, никаких денег у нее не было.

– Ну, не было и не надо, – ответил Дмитрий.

Бабушка не спала всю ночь. Сама не знала почему. Ну появился племянник. Ну и что с того? Законный наследник. Утром, в пять часов, встала и села за стол – работать. Она всегда писала на рассвете. Но сегодня не работалось – на душе было неспокойно и тошно. Она смотрела на яркий абажур и вспоминала свою подругу.

В девять бабушка отправилась к Асе. Дверь была открыта. В квартире было много людей – женщины, мужчины, дети...

Одна из женщин стояла и внимательно смотрела на два свернутых в рулоны ковра.

– Вот что с ними делать? Выбросить сразу или помучиться? – спросила она сама себя.

Эти ковры – старые, грязные, как знала бабушка, Ася очень берегла. Один висел на стене, другой служил покрывалом на диван.

– Может, на половики разрезать, – продолжала рассуждать вслух женщина, – или все-таки выбросить? Вы как считаете? – обратилась она к бабушке.

– Как хотите, – машинально ответила та.

– Нет, лучше на половики...

– С посудой что делать? – спросила другая женщина. – Тебе надо?

– Нет, забирай, – ответила первая.

– Ой, иди сюда, смотри. – Первая женщина держала в руках шкатулку. В ней лежали два кольца, серьги и цепочка.

– Золотые? – спросила вторая женщина.

– Наверное, – кивнула первая.

– Плохая примета – носить чужие драгоценности, – сказала шепотом бабушка таким тоном, каким говорила Варжетхан, когда гадала, – беду может принести.

Женщины уставились на нее. Первая бросила шкатулку на стол и отдернула руку.

– Ой, а я не верю в эти приметы, – очнулась вторая женщина и решительно схватила шкатулку, – никто и не собирается их носить, в ломбард сдам.

В этот момент в комнату с криком влетели дети.

– Отдай, я ее первая взяла, отдай! – кричала девочка.

– Не отдам, не отдам, – дразнил ее мальчик.

Предметом спора служила глиняная кошка, которую бабушка подарила поэтессе на Восьмое марта. Ася собирала фигурки кошек, которые стояли за стеклом в серванте. Кошек было три штуки, поэтесса называла их «коллекция» и очень радовалась новому экземпляру. Бабушка повернулась – сервант стоял пустой, готовый к выносу.

– Отдай! – Девочка потянула кошку на себя, мальчик отпустил руку. Кошка с грохотом упала.

– Смотри, что ты наделал! – расплакалась девочка.

– Дети, идите отсюда, – прикрикнула на них женщина, – человек умер, а вы так себя ведете.

– О, хорошо, что зашли, – окликнул бабушку Дмитрий, – у нас тут вот... вещи разбираем.

– Вам сборник не попадался? – спросила бабушка.