понимал это и недовольно хмурил рыжеватые брови, слушая доклад директора самой крупной российской компании. Он не сел во главе длинного стола для заседаний, а ходил по кабинету, останавливаясь у каждого из четырех открытых по случаю теплого вечера окон и на мгновение принимая выразительные позы, вероятно, для гуляющих по Дворцовой площади. Похоже, он еще не насладился в полной мере самодержавной властью и потому пользовался каждой минутой, чтобы показать свое величие.

Бедный мальчик, думал Михаил Матвеевич (в то время как язык механически проговаривал выученный наизусть текст), всего девятый год на троне, а уже четыре войны, гора реформ во благо народа и тут, нате вам, я со своими прожектами — какую голову надо иметь, какой ум, чтобы все это охватить и вовремя принять нужное решение! Ну да на то он и помазанник Божий, не нам, поди-ка, чета!

– Что скажете, граф? — обратился Александр Павлович к Румянцеву, когда председатель Главного правления РАК закончил свою речь, растянувшуюся на целых восемнадцать минут (Михаил Матвеевич заметил это по часам, стоявшим в углу кабинета). — А вы, Булдаков, садитесь.

Грузный Михаил Матвеевич с облегчением присел на край стула с мягким сиденьем. Румянцев приподнялся было, чтобы говорить стоя, но император небрежным жестом опустил его на место.

– Ну что я могу сказать, государь… — протянул граф. — Я еще двадцать лет назад поддерживал основателя Компании Григория Ивановича Шелихова в его стремлении закрепить Россию на американских берегах Восточного океана, пока там не объявились конкуренты, а именно Англия, Франция и Соединенные Штаты. Сегодня обстановка усложняется: над Российско-американской компанией нависает угроза со стороны английской Компании Гудзонова залива и Штатов, граница которых весьма приблизилась к океану после покупки у Франции Луизианы…

– Насколько я помню, — прервал министра император, — Штаты хотели купить лишь Новый Орлеан, и у них в Конгрессе многие были против покупки Луизианы. Тем более что Франция сама только-только получила Луизиану от Испании.

– Да, государь, вы совершенно правы. Но одно дело — хотеть, и совсем другое — сделать. Наполеон хотел создать в Америке новую французскую империю, поэтому и заставил Испанию уступить ему Луизиану, этот роскошный праздничный пирог, да вот роток на этот пирог оказался маловат: откусить откусил, а проглотить силенок не хватило, потому и продал его за сущие копейки — по три су за акр. А Штаты не хотели, не хотели, а потом хапнули кусок в два раза больше, чем они сами, и не поперхнулись. Боюсь, у них от такой удачи только аппетит разгорится, и начнут у Испании оттяпывать ломтик за ломтиком, вплоть до Тихого океана. Это ж такой соблазн — развернуть страну аж на два теплых океана! Не то что у России — кругом сплошные льды и снега, болота да тайга!

– Испания, Ваше Величество, там и сопротивляться не сможет, — вставил Булдаков. — Позвольте мне процитировать слова из письма покойного камергера Резанова, коего вы, государь, посылали с особой миссией в те края? — Император согласно кивнул, и Михаил Матвеевич выхватил из папки лист бумаги. — Вот что он писал: «Гишпанцы весьма слабы в краю сем, и ежели б в 1798 году, когда гишпанскому двору война объявлена была, находилась компания наша в соответственных занятиях ее силам, то легко бы частию Калифорнии по тридцать первый градус северной широты до миссии Санта-Барбара воспользоваться можно было и навсегда за собою удержать лоскут сей потому, что из Мексики по самому положению природы никакой бы помощи сухим путем подать им не можно. Гишпанцы при всей плодоносной почве земли сей не пользуются ею ни мало, а подались к северу только для того, чтобы далее обеспечить границы свои…» И вот еще, Ваше Величество, писано им уже по возвращении из Калифорнии: «Были бы люди и способы, то без всяких важных для казны пожертвований весь этот край навсегда России упрочится может… Ежели б ранее мыслило правительство о сей части света, ежели б уважало ее как должно, ежели б беспрерывно следовало прозорливым видам Петра Великого… то утвердительно сказать можно, что Новая Калифорния никогда бы не была гишпанскою принадлежностию, ибо с 1760 года только обратили они внимание свое и предприимчивостью одних миссионеров сей лучший кряж земли навсегда себе упрочили».

– Весьма, весьма патриотично, — заметил Румянцев. — Но что было, то прошло…

– Пройти-то прошло, ваше сиятельство, однако именно прошлое нас учит прежних ошибок не делать, на те же грабли не наступать. Баранов сегодня пишет: солдат у испанцев мало, а местное население их не поддерживает.

– Вот как? Да, в этом что-то есть, — задумчиво произнес граф, — что-то есть…

– Между прочим, испанский король и мне предлагал обменять Калифорнию, Колорадо и оставшиеся части Нью-Мексико и Техаса на два новых линейных корабля, — вдруг произнес император и внушительно посмотрел на министра.

Тот не замедлил откликнуться:

– И что вы решили, государь? — И оглянулся на Булдакова, поймав в глазах председателя отчаянную надежду. Однако ответ Александра Павловича принес ему полное разочарование.

– Меня смутила неравнозначность обмена. Появилось ощущение какого-то подвоха. Возьмут и заявят на весь мир, что Россия вынудила Испанию. Зачем нам с ними ссориться? Корабли мы им и так можем продать.

– А мы и не будем ссориться. — Глаза графа блеснули хитрецой. — В конституции Соединенных Штатов нет положения о приобретении новых территорий, а Конгресс, тем не менее, санкционировал президенту Джефферсону покупку Луизианы. У нас же ни конституции нет, ни Конгресса — все в ваших руках, Ваше Величество, но даже и вам не придется объясняться с Испанией, потому что приобретать земли будет частная компания и защищать их от чьих-либо поползновений будет тоже она. Вон английская Ост-Индская компания покупает и захватывает земли — в той же Индии, — ведет свои войны, и никто пикнуть не смеет против самой Англии. Вам же, государь, нужно сделать лишь несколько распоряжений, причем секретных, по предложениям господина Булдакова…

– Меня смущает пункт об увеличении количества россиян в Русской Америке, — поразмыслив, сказал Александр Павлович. — В отношении ссыльнопоселенцев возражений нет, можно и каторжан туда отправить, а вот «свободные добровольцы» — это кто такие?

– Осмелюсь заметить, Ваше Величество, — подался вперед Михаил Матвеевич, — каторжан туда нельзя ни в коем разе: они же убийцы и разбойники, креста на них нету, сразу же испортят наши отношения с аборигенами, да и попросту сбегут. Нам это надо?

Император в очередной раз остановился у окна, сложил руки на груди и пожевал губами.

– Пожалуй, вы правы. Каторжан отставим. А «свободные добровольцы»?

– Это люди среднего сословия, государь, — купцы, мещане, ремесленники, вольные хлебопашцы…

– А ну как все побегут