– Я наблюдал за Землей с орбиты, тощий человек. Изучал вашу историю и языки. И все же, имея доступ к знаниям, я ничего не понимал. Изначально я собирался поизучать вас пару дней, понаблюдать за обычаями. Но доступ к твоей памяти захватил меня. Я захотел узнать больше, еще больше. Прекрасный образец человеческого рода, идеальный объект исследования.

– Ну, если ты так говоришь.

– Тебя, конечно, интересует, что ты получишь взамен.

– Образец волоска. Крови. Чего угодно, что ты можешь дать. Самым большим даром было бы, если бы ты прилетел на Землю.

– Человечество не внушает мне доверия в необходимой степени, – сказал Гануш. – В этом нет пользы для моего племени. И, к сожалению, я не могу дать тебе часть себя. Тело неприкосновенно. Это закон.

– И что же, мы ничем не можем обменяться?

– Давай пока просто побудем вдвоем – но по отдельности – и посмотрим, что выйдет из нашего совместного обитания.

Я кивнул и откусил буррито. Читал ли сейчас Гануш мои безумные мысли? Чешский астронавт открывает разумную жизнь в космосе. Чешский президент первым из мировых лидеров пожимает руку инопланетянину и проводит для него экскурсию по Пражскому замку. Аэропорт Праги наводняют самолеты глав государств, которые ждут очереди встретиться с новой формой жизни. Гануш соглашается на неинвазивное исследование чешских ученых, и его органические функции приводят к невероятному прогрессу в биологии и медицине. Вопрос о смерти Бога обсуждается горячо, как никогда. Атеисты вновь заявляют о том, что его не существует, католики выступают против демона, распространяющего козни Сатаны. Я нахожусь в центре всего этого. Гануш отказывается ехать куда-либо без меня.

– Не надейся на это, тощий человек. Но я должен спросить – можешь ли ты разделить со мной еще немного земных орехов?

Сделав еще одно буррито, я сунул руку в банку и проверил упаковку с тортильями – убедиться, что ингредиенты, которыми я кормил Гануша, действительно убывают. Несмотря ни на что, безумие исключать было рано. В ту ночь я спал без снотворного.

На следующий день мне предстояло общаться с избранными гражданами в прямом эфире моего видеоблога. Первый вал вопросов был обычным – мои религиозные воззрения, мнение о трате денег налогоплательщиков на миссию, принцип действия космических туалетов. Последний вопрос пришел от очкастого и шепелявящего юнца-заучки. Его неловкое откашливание напомнило мне о старых университетских друзьях, этих маньяках, носившихся по Праге с рюкзаками на спине и пакетами из «Макдоналдса» в руках, вечно ерзающих, суматошных, гиперактивных в своем искреннем убеждении, что они могут и должны изменить мир. Юноша явно солгал о своих намерениях во время предварительного собеседования. Его вопрос был № 1 в черном списке ЦУПа.

– Как часто вы думаете о смерти из-за провала миссии? – спросил он. – Эта мысль тревожит вас или вызывает оцепенение?

Я посмотрел на Петра. Он потер лоб и слабо кивнул. Вопрос был задан, и прервать прямой эфир означало бы выдать, что у нас есть тайны, информацией манипулируют, а общественное мнение контролируется. При демократии заданный вопрос отдается бесконечным эхом. Я должен был ответить.

– Думая о смерти, – сказал я, – я представляю залитое солнцем крыльцо где-то в горах. Я выпиваю глоток горячего рома. Съедаю кусочек чизкейка и прошу любимую женщину сесть мне на колени. И умираю.

Легкость, с которой я выдумал эту фальшивую картинку, отдалась болью в висках. Ведущий объявил конец сессии, и экран погас. Я представил, как юнца грубо выводят из штаб-квартиры ЦУПа. Петр начал извиняться, но я отмахнулся. На сегодня мои обязанности перед обществом исполнены, я разделся до трусов и отправился на поиски Гануша.

– Другие люди смотрят на тебя снизу вверх, тощий человек, – заметил Гануш во время нашего следующего ужина. – Как будто ты Старейшина их племени.

Время стало прерывистым, как поцарапанная магнитофонная пленка. Задачи выполнялись дольше, я вечно отставал от графика, и в голове непрерывно крутились стихи из давно позабытых песен. Как будто близость Венеры вызывала искривление времени, замедляя мое мышление и собирая самые бесполезные воспоминания, информацию, не имеющую никакой практической ценности, простые моменты бытия – лоскуты, валяющиеся на полу швейной мастерской.

Я одержимо проверял почту. Пришло очередное сообщение от министерства внутренних дел:

…невозможно определить, состоит ли объект в сексуальной связи со своим знакомым Зденеком К., 37 лет, полноватым, добродушным, чисто выбритым кассиром банка…

…визуальный доступ в квартиру ограничен и не позволяет определить природу встреч. Министерство может санкционировать усиленное наблюдение, в таком случае агент проникнет в пустую квартиру, соберет улики, такие как сперма…

…объект приобрел упаковку арахиса и замороженную смесь для жарки, получив в итоге некоторое подобие гунбао…

…живет внешне обычной, спокойной жизнью, будто выдает себя за другого человека…

…мотивы остаются неясными, рекомендовано усиленное наблюдение…

Я ответил «усиленное наблюдение разрешаю, спасибо» и отдал Ганушу остатки ужина. Меня мутило от стыда. Она сбежала и поселилась где-то в другом месте, никем не узнанная – или так она надеялась. Я не чувствовал радости за нее, за ее одинокий покой, мой разум наполняло тщеславие, жажда уверенности, догадки о том, чем же я отпугнул ее. Может ли ЦУП заставить ее поговорить со мной? Но такое принудительное общение ничего не стоит. Нет, я должен сохранять спокойствие.

Спустя несколько совместных ужинов Гануш начал составлять мне компанию в ежедневных делах. Когда я вошел в маленький отсек, где находился «Ферда», сборщик космической пыли и ключевой компонент миссии «Чопра», Гануш спросил, чем может помочь. Я открутил толстые болты, закреплявшие внешнюю оболочку решетки «Ферды», и снял слой металла, защищающего тонкие фильтры внутри громоздкого куба. Глаза Гануша метались между решеткой и мной, кончики ног постукивали по брюшку. Он всегда горел желанием помочь, прикоснуться к человеческим технологиям. Когда я протянул ему решетку, он с улыбкой предложил мне ногу в качестве временной подставки. Теперь я видел фильтры – покрытые липким силиконом для улавливания частиц подушечки, установленные на рельсах, по которым их втянет обратно внутрь корабля для ручного анализа.

– Тощий человек, позволено ли мне задать вопрос, который может причинить тебе моральные страдания?

– Ты всегда можешь со мной поговорить.

– Почему вы так сильно желаете произвести на свет потомство? Из ваших вымышленных телевизионных программ про мыло я постиг, что ваш вид не всегда использует сексуальное соитие исключительно для размножения.

Я снял крышку с материнской платы, и она поплыла ко мне, как не отсоединенное от артерий сердце.

– Думаю, это страховка от небытия.

– Что такое «небытие»?