нее это, я скажу, решение, потому что она любит Гарри Стайлса. Я, типа, говорю: «Малышка, а ты уверена?» – а она, такая: «Доктор горяч».

Он глядит на Джо, словно ожидая соответствующей реакции, и я сильно закусываю губу, потому что иначе лопну от смеха.

– Что ж, – говорит Джо, – спасибо. Это… честь. Но должен сказать, что у меня зарок не подмазываться с контрамарками к женщинам, чьи бойфренды способны уложить меня одним ударом.

– Я сейчас ей напишу. – Вышибала уже не слушает и строчит сообщение. – Знаю, это против правил, но можно селфи?

Он хватает Джо и радостно скалится в экран телефона, в то время как Джо смотрит прямо перед собой – не то чтобы игнорирует его, но и улыбку из себя не выдавливает. Затем слышится телефонный рингтон, и Джо с явным облегчением говорит:

– Извините, но мне нужно ответить.

Он отходит в сторону, чтобы принять звонок, Бин исчезает в доме, и на какое-то время воцаряется тишина. Я снова осторожно меняю позу, потому что мышцы на ноге начинают затекать. Ситуация становится абсурдной. Что мне делать? Как проникнуть в дом? Ручная граната сохраняет актуальность. Или требуется совершенно иной план, с поправкой на то, что его у меня нет.

Гости между тем мало-помалу прибывают. Целое семейство при полном параде подошло к входу и было допущено внутрь. Я понятия не имею, кто они такие – должно быть, это знакомые Кристы. Вот появился Кеннет из гольф-клуба – он в клетчатом галстуке-бабочке и, приняв вышибалу за гостя, начинает вежливо прощупывать почву: «Уверен, мы прежде встречались…» – но вышибала вносит ясность и направляет его в дом.

Джо, все еще разговаривая по телефону, проходит мимо, и я напрягаюсь.

– Мама, привет, – говорит он. – Я пропустил звонок? Да, я здесь. А, понятно. Ну, не переживай, я еще не заходил, я дождусь тебя. – На мгновение он замолкает, слушая. – Нет, не говори ерунды. Мы зайдем вместе. Увидимся через десять минут.

Он отходит к дому и принимается что-то читать в телефоне. Ждать маму – это так галантно с его стороны, с неохотой признаю я про себя. Но вообще-то они всегда были близки. Отец Джо умер, когда он был маленьким, а сестра Рэйчел старше его на одиннадцать лет. Когда она уехала в университет, Джо с мамой остались вдвоем. В младшей школе Джо немного дразнили, потому что его мама была директрисой, но он воспринимал это спокойно, точно все это было не важно. Он твердо знал, чего хочет от жизни. Он видел картину в целом задолго до всех нас, остальных.

Должно быть, сейчас она очень им гордится, с легкой горечью думаю я. Вся страна обожает ее драгоценного талантливого сынишку. От вышибал до премьер-министра. Все до единого обожают Джо. Кроме меня.

Возможно, хороший хирург должен быть отчасти жестоким. Возможно, именно поэтому он так скверно обошелся со мной и просто ушел. Не знаю. Как я ни любила его, но мне так и не удалось узнать его по-настоящему. Я так и не добралась до его самой маленькой матрешки. Эту часть себя он всегда держал под замком.

К примеру, когда он поступил в Королевский колледж Лондона, чтобы изучать медицину, все страшно удивились. Не знаю, как я представляла себе его жизненные устремления. Я знала, что у него хорошие, сильные, исключительно умелые руки, но считала, что это руки пианиста, а не хирурга. Он играл джаз на фортепиано в школьном оркестре и шутил, что может зарабатывать на жизнь, выступая в барах. Я принимала его слова за чистую монету.

Я знать не знала, что он подал заявление в медицинский колледж. Он держал это в строжайшем секрете. Он что-то говорил про физику в Бирмингеме, или что, пожалуй, пропустит год и займется фортепиано, или будет преподавать, как мама… Но все это была дымовая завеса, скрывающая правду, скрывающая его честолюбивые амбиции.

Когда его зачислили, он признался мне, что не хотел распространяться о своих планах на случай, если потерпит неудачу. Он тайком работал волонтером в местной больнице, дежурил до утра, делал все необходимое, чтобы подать заявление в медицинский колледж, и никто, кроме матери, об этом не знал. Даже я. Сердцевина у него определенно покрыта вольфрамовой оболочкой.

Я не удивляюсь, что у него все идет хорошо. Его мозг подобен машине. В нем есть этакое высокомерие. Я прямо представляю его в операционной – говорит уверенно, без лишних слов, все подчиняются его приказам.

А теперь, ко всему прочему, он еще и знаменитость. Это случилось три месяца назад. Джо «засветился» в документальном фильме о своей больнице. Кино было довольно серьезное, рассчитанное на небольшую нишевую аудиторию, но почему-то его показали в утреннее время, когда зрители завтракают, и это обусловило его вирусную популярность.

Начнем с того, что интервью получилось отчасти забавным. Собеседница Джо, довольно глупенькая журналистка по имени Сара Уитли, никак не могла произнести слово «сердечно-сосудистый» и постоянно выдавала разные версии. При каждой новой оговорке она хихикала, и Джо, хотя сохранял вежливую мину, был явно раздосадован.

Он выглядел эффектно. Это просто констатация факта. В голубом хирургическом костюме, темные глаза смотрят пристально, руки выразительно двигаются, подкрепляя мысль. Было видно, как по ходу интервью Сара Уитли очаровывалась им все больше. И далее наступил момент эпохального высказывания.

– Думайте об этом так, – произнес он, серьезно глядя прямо в камеру. – Мы должны любить наши сердца.

И Интернет взорвался. Я буду любить твое сердце!!!! Возьми мое сердце, доктор Джо!! Этот парень может заботиться о моем сердце, когда захочет!!!

Он сразу стал героем мемов. Его слова растащили по всей Сети. Премьер-министр процитировал его в своем выступлении. Таблоиды окрестили Джо «Доктором Сердец», опубликовав серию смачных статей о его личной жизни. Ему предложили вести собственное телешоу.

Но если Мими права, то вместо этого он закрыл свой аккаунт в соцсетях. Что меня не удивляет. Джо – человек бескомпромиссный. Иначе и быть не может, если хочешь быть хирургом. Однодневная слава его не привлекает. Он всегда играл на перспективу. В собственную игру.

Сейчас он, сосредоточенно нахмурив брови, что-то набирает в телефоне. Я наблюдаю за ним сквозь колючие ветки, представляя его в операционной. Он изучающим взглядом смотрит на пациента, лежащего на хирургическом столе. Решает, куда направить скальпель, чтобы спасти ему жизнь. Он действует осмотрительно. Он всегда и во всем осмотрителен.

Он прерывается и разминает пальцы, и я, словно завороженная, смотрю на его руки. Они обнимали меня, ласкали меня, занимались со мной любовью. Я знаю, сколько в этих руках эмоционального интеллекта,