* * *

Я заметила, как Сай рассматривает меня. То ли с интересом, то ли с чем-то менее приятным. Он нашел нотную тетрадь еще десять минут назад, и все это время мы просто разговаривали, а я рассматривала гараж изнутри. По всем мелочам, разбросанным здесь, я могла бы лучше узнать Саймона и понять, что у него в голове.

— Значит, ты живешь здесь? — попыталась я разбавить молчание.

— Уже нет, — ответил Сай. — Сестра приехала, сейчас я живу у нее.

— У тебя есть сестра? — удивленно спросила я.

— Да, двоюродная.

Я кивнула и отвернулась, засмотревшись на развешанные повсюду снимки. Вот Саймон совсем юный, радостный и счастливый. В одной руке доска для серфинга, другую он закинул на такого же юного Киллиана. На втором снимке Саймон уже с кем-то другим, тоже с улыбкой на лице. Вот кадр, где молодой дядя Матте смеется, запрыгнув на спину к Майло. Потом фото, где все четверо вместе: Сай, Матте, Май и Киллиан. И таких фотографий здесь было целое множество.

Он казался мне беззаботным и добрым: помог на вечеринке, обратив на меня внимание и согласившись побыть рядом. Я видела, что Киллиану не было до меня дела, поэтому Сай оказался хорошим утешением. Он рассказывал мне разные истории, смешил, интересовался моей жизнью. Так легко и приятно было разговаривать с ним, тогда как с Киллианом, по большей части, приходилось молчать, ведь ему надоедала моя болтовня. Я сама не заметила, как уже танцевала с Саймоном, а его руки блуждали по моему телу. Я давно так не веселилась, а радостные глаза Стайместа напротив меня заставили сердце екнуть. Хотя странно, что начала я вечер с ним, а закончила с Кастелланом, ведь мой куратор сказал, что донес меня пьяную до дома. Наверное, Марьен не видел этого, иначе не позволил бы такому случиться.

Я ощутила прилив тяжелого отчаяния. В ту ночь я могла бы побыть с Киллианом, может, поговорить по душам… Или же послать его куда подальше и вернуться к Саймону — вряд ли Киллиан захотел бы со мной что-либо обсуждать. Но я напилась. А потом, как сказал Марио, у меня снова был припадок. Поэтому, конечно, утром я едва соображала.

Ненавижу эту слабость. Слабость — это уродство.

Я обязана быть сильной. Моя сумеречная спутанность — как дыра внутри, порочащая и портящая всю меня целиком.

Ненавижу врать и скрывать что-то, но если окружающие узнают, что на самом деле я слабачка — я просто умру от стыда.

Когда я обернулась, то неожиданно отпрянула. Саймон оказался совсем близко. Он стоял и рассматривал меня.

— Чего ты так боишься? — усмехнулся парень. — Мы уже оставались наедине.

— Я не боюсь, — соврала я. Или нет: я не боялась, а, скорее, нервничала. — Мы даже целовались на вечеринке. Я помню.

Я заметила промелькнувшую улыбку на его губах. Пару часов назад он казался грубым и отчужденным, абсолютно не заинтересованным во мне. А сейчас наоборот.

Я его не понимаю. Я нравлюсь ему или нет?

— Тогда тебя ничего не испугает, если мы уже делали это?

Саймон склонился ко мне, прикрыв глаза.

* * *

— Вы нашли?

Я зашел как раз в тот момент, когда Саймон взял со стола тетрадь с нотами, а Хилл — свою бутылку с сидром.

Цивильно. Все очень цивильно. А я боялся, тут может что-нибудь произойти.

— Она просто потерялась, — равнодушно ответил Саймон.

— В твоем хламе? Немудрено, — пожал плечами я. — Удивлен, что ты сам такой чистый, хотя живешь здесь.

Стаймест направился в мою сторону, где был выход на улицу. Он вытер угол губ, глянув на меня. Его темные глаза даже не блестели, не отражая свет. Из-за густых ресниц, которые делали их будто бархатными.

— А я и не живу здесь. Сестра приехала, я сейчас ночую у нее.

Он вышел, а я замер на месте. Его сестра? Внутри что-то зашевелилось. Я понятия не имею, как она выглядит, но знаю, что ее зовут Стелла. И что когда она приезжает, случается кое-что плохое. Такое, что влияет на Саймона.

Мои мысли прервала Алесса, приглаживающая волосы и тоже идущая к выходу.

— Нам разве не пора на тренировку? — обыденным тоном спросила она.

Я кивнул.

И ощутил облегчение. Раз его сестра здесь, Стаймест точно не будет приставить к Алессе. У него теперь совсем другие заботы.

* * *

Как и ожидалось, небо совсем потемнело от густых свинцовых туч, заполнивших небо. Близился дождь, и океан разошелся не на шутку. Волны, словно дикие, бились друг о друга, бушевали и ревели. Ветер свистел между пальмами, растрепав мне и Алессе волосы. Под боком она держала доску, задумчиво всматриваясь в горизонт. Золотые глаза сощурены, губы поджаты.

Мыслями она была точно не здесь.

— Посерфить не выйдет, — сказал я. — Хорошо, что мы тебя к доске не успели пристегнуть… Ты слушаешь?

Она повернулась, несколько раз моргнув.

— Ага. Ну, тогда не будем сегодня.

— Мы можем пойти в зал. Разомнешься хотя бы. Вдруг распогодится.

Алесса как-то растерянно кивнула, опустив взгляд в пол. Босыми ступнями зарылась в белый едва теплый песок. Пряди облепили ее лицо, на котором я не мог ничего прочесть. Сегодня она была закрытой.

Или закрылась ровно с того момента, как мы ушли с той чертовой вечеринки.

— Ты в норме? — спросил я, шагнув к ней. — Если ты расстроилась из-за Саймона, то не думай об этом. Он всегда был ветреным, и то, что он не проявил внимания сегодня…

— Мы целовались.

Я умолк.

Сглотнул. Вдохнул поглубже.

Еще глубже.

Чтобы все мысли ушли и я лучше расслышал.

— Что?

— Когда мы остались вдвоем, он поцеловал меня. Как тогда, на вечеринке. Я тоже ему нравлюсь, Киллиан.

Я сжал зубы до боли.

— Нет. Ты ему не нравишься, — тихо прошипел я.

Кажется, мой ответ удивил Алессу.

— Ты чего? — искренне изумилась она. — Он поцеловал меня, ты не услышал?

— Не всякому, кто целует тебя, ты нравишься. Алесса, только не с ним.

Я, словно в замедленной съемке, проследил, как в ее желтых глазах удивление сменилось острой злостью. Ее словно уколола обида, что я не верю ей.

— Как ты смеешь?! — взревела она. — Если ты считаешь, что я никуда не гожусь, это не значит, что так считает каждый! Для тебя потрясение, что я могу кому-то понравиться?

Я должен был остановиться, но слова полились сами:

— Ты просто молодая и глупая. Видишь то, что хочешь видеть. Ты Саймону не нужна, ему никто не нужен. Он играет с тобой, а ты все принимаешь за чистую монету.

В моем голосе были злоба и холод. А глаза наверняка едва не покрылись инеем.