Гораздо спокойнее было съёмочной группе там, куда Тюлениха не ходила. Однажды все вместе направились к затопленной водой заброшенной шахте. Туда в своё время направили воду протекавшей рядом речушки. Один из берегов оказался вполне пригоден для отдыха и купания — настоящий пляж (и киногруппа не против была отдохнуть здесь в свободное время), а вот другой получился обрывистый, высокий, как дом из нескольких этажей. Место было интересно тем, что с этого обрыва любила прыгать в воду Любка Шевцова, девушка смелая и боевая, недаром выведенная Фадеевым в романе как парень в юбке. Исполнительница её роли Инна Макарова решила тоже испытать себя. Вышла к краю обрыва — и застыла в нерешительности, увидев, как далеко внизу плещется о берег вода. Минута тянулась за минутой — и нетерпеливым, по-максималистски настроенным молодым людям надоело ждать. Начали поторапливать Инну, посмеиваться над ней. Наконец Макарова собралась с духом и прыгнула с обрыва.

У Нонны взыграл дух соперничества (ведь по фильму Громова и Шевцова были двумя главными женскими ролями). Решительным шагом направилась на обрыв и тут же сиганула в речку. Как и предшественница по прыжку, полетела вниз солдатиком, прижав руки и ноги. Высота была весьма внушительная, в итоге прыгунья глубоко ушла под воду. Сердце обмерло от страха. Показалось, что не хватит дыхания, чтобы выплыть на поверхность. К счастью для отечественного кинематографа, оба прыжка обошлись без трагических последствий…

Несмотря на всё радушие местных жителей, жили киношники голодновато — такое вообще было послевоенное время для большинства советских людей. Каждый из участников киногруппы пытался дополнительно подхарчиться, как только выпадала такая возможность. Поэтому нередко направлялись на местный рынок, всегда многолюдный. Здесь в ходу были не только деньги, но и натуральный обмен. Актриса вспоминала впоследствии, как Сергей Бондарчук продавал с рук имевшиеся у него дорогие папиросы «Казбек», покупал более дешёвый «Беломорканал», а на разницу в цене ухитрялся прикупить хлеба. Девчата-артистки иногда, наоборот, продавали свой хлеб, а покупали более вкусные и, как полагали, питательные продукты — мёд либо ряженку.

Общение с местным населением было, как правило, доброжелательным, но иногда возникали небольшие инциденты. Местные парни-шахтёры побаивались, что приезжие киноартисты отобьют у них девчат, хотя у киношников таких целей и в помине не было. Однажды в местном парке актёр Гулька Мгеладзе, который играл роль молодогвардейца Жоры Арутюнянца, случайно толкнул одного из шахтёров. Тот уцепился артисту за ухо и начал выкручивать. Пришлось актёру взмолиться, чтобы отпустил, потому что завтра в кино сыграть не сможет с такой травмой. Довольный углекоп смилостивился над своим воображаемым соперником…

На глазах у очевидцев и даже участников событий, как вспоминала позже Нонна Мордюкова, играть фальшиво было бы невозможно. Поэтому актёры вкладывали в исполнение ролей всю свою душу. Самым страшным и напряжённым моментом съёмок оказалась сцена казни подпольщиков, которую снимали возле того же шурфа, куда гестаповцы сбросили казнённых. Вокруг съёмочной площадки ещё в разгар дня собрались тысячи людей со всей округи, из самого Краснодона и соседних сёл, хотя сцена, в соответствии с исторической правдой, снималась в основном ночью, начиная примерно с семи часов вечера. А между тем погода стояла холодная, осенняя, но собравшиеся не обращали на холод внимания. Съёмки этой кульминационной сцены велись четыре вечера и ночи подряд, но, как потом выяснилось, самыми лучшими оказались кадры, отснятые в первый раз, ещё до повторных дублей. В итоге именно они и вошли в фильм. Когда свои слова перед казнью выкрикнул Олег Кошевой в исполнении Володи Иванова, многие люди зарыдали, некоторые потеряли сознание, особенно родители погибших молодогвардейцев. Герасимову даже пришлось отказаться от слов, которые должна была прокричать Люба Шевцова, потому что ещё сильнее нагнетать душевное напряжение у сотен плачущих зрителей было уже невозможно.

Хотя в жизни Олег Кошевой и Любовь Шевцова, в отличие от сброшенных в шахту товарищей, были казнены фашистами не в самом Краснодоне, а расстреляны в феврале 1943 года в Ровеньках, где располагалась тогда окружная фельджандармерия, но сила искусства придала трагическую достоверность происходящему в глазах даже тех, кто хорошо знал, как всё было… Некоторых из людей, кому стало плохо, увозили машины медицинской неотложной помощи, предусмотрительно направленные сюда местным начальством. Многим актёрам во время съёмок этой сцены тоже досталось, и не только в смысле высокого морального напряжения, но и в чисто физическом. Шурф был забетонирован, а падать в него «казнённым» предстояло с двухметровой высоты, поэтому внизу были уложены гимнастические маты, чтобы смягчить падение. Но сцена была массовой, актёры падали один за другим. В итоге некоторые разбили головы о торчавшие куски породы, другие вывихнули руки. Добавим ещё, что играть приходилось полураздетыми, в рваных платьях и рубашках, а ведь температура была далеко не летняя.

Но никто из актёров не обращал внимания на такие мелочи. Их сердца потрясала трагедийность воссоздаваемых событий. Все участники съёмок хорошо помнили страшные рассказы о первых днях после освобождения Краснодона от фашистов, когда родственники казнённых устремились к шахте 5-бис, чтобы постараться извлечь на поверхность и опознать тела погибших. Каждый в глубине души надеялся, что его сына или дочь миновала чаша сия, что им, возможно, посчастливилось как-то уцелеть. Увы, увы… Хотя поначалу не удалось найти тела Сергея Тюленина и Ульяны Громовой, робкая радость родителей тут же угасла: обоих погибших нашли немного в стороне. Тогда поняли, что в шахту их сбрасывали ещё живыми и перед смертью они сумели отползти немного в сторону от центра шурфа.

Поначалу шли разговоры, что в шахте на глубине от разлагавшихся трупов образовался ядовитый газ, поэтому опускаться туда нельзя. Но родителей было не остановить. Одна из матерей добилась, чтобы её обвязали верёвками, и полезла вниз. Сверху её периодически окликали, она в ответ тоже подавала голос, показывая, что пока ещё не задохнулась газом. А когда замолчала уже на самом дне, оказалось, что газа нет, он выветрился, но у женщины перехватило дух при виде груды мёртвых тел, на которую она опустилась… Потом два дня извлекали тела погибших, причём опознать их можно было только по кускам полуистлевшей одежды… Так что могли ли теперь артисты думать о холоде и прочих неудобствах во время съёмок, когда здесь раньше происходило такое?!

Съёмки фильма на тех же улицах, где проходили пятью годами ранее подлинные события, неизбежно накладывали на участников творческого процесса свой отпечаток. Впоследствии зрителей особенно поражала своей практически документальностью широкомасштабная панорама вступления гитлеровских войск в Краснодон (недаром этот эпизод фильма включался в учебники по кинооператорскому искусству). Съёмки непрерывно велись с разных уровней высоты. А главным участником этой сцены был Сергей Тюленин, глазами которого как бы подавалось нашествие оккупантов. И чем более внушительным выглядели вражеские колонны, тем более контрастно представал потом перед зрителем подвиг молодых людей, отважившихся бросить им вызов на бой…

В образе Ульяны Громовой актриса постаралась передать непростое сочетание высокой романтики и полной конкретности фактов биографии своей героини. Некоторые специалисты находили её игру ещё довольно скованной, что объяснялось в первую очередь большим волнением. Однако все признавали, что роль стала подлинной удачей актрисы. А больше всего запала Нонне в душу похвала из уст Фадеева. На одном из рабочих просмотров фильма писатель во всеуслышание сказал режиссёру, что если бы тот раньше познакомил его с Мордюковой, то он отобразил бы свою героиню в романе ещё лучше. Выходило, что Нонне удалось найти новые яркие краски для изображения своей романтической героини.