– Ладно, не учи учёных. Знаем, хаживали.

Идёт отряд, как один организм, как сороконожка, в один след, так что не скажешь сколько здесь бойцов прошло. Один ветку приподнимет, другому передаст, тот следующему. Шагают зэки, дивятся, зачем такая маскировка, ведь не в разведку идут, не в тыл к немцам, по своей территории топают! Но молчат, приучены лишних вопросов не задавать.

– Привал десять минут.

Сели, где посуше. Дышат. От телогреек пар поднимается. Тяжко… А все ж на «общих» хуже было. Спросил кто-то:

– Слышь, «Партизан», кто тебя натаскивал?

– Жизнь. И немцы. Кто экзамен выдержал – жив, кто нет – в овраге лежит или обглодан зверьём и по косточкам растащен. Такие университеты. Ладно, пошли дальше…

Густолесье. Склон каменный, мелким кустарником поросший.

– Пригнись! Камни придерживай, мох подошвой не сдирай.

– Есть.

Перемахнули гряду. За ней ручей.

– Входи в воду.

Пошли, черпая ботинками, намокая по самые колени. Ледяная водичка, до костей пробирает. Зачем такие измывательства, когда никто вслед не идёт?..

А что бы привыкали, чтобы рефлексы появились. Девять раз нагнёшься просто так, на десятый – когда надо! Не должен боец думать, что и зачем делать, где и как идти – ноги его должны за него думать и руки, а не голова. Только так можно уберечься.

– Выходим.

Пошли серпантином по лесу.

– Здесь!

Холмик небольшой, сухой, поросший елями и соснами на берегу ручья. В ручье – вода, в лесу – дрова, что еще бойцу нужно!

– Деревья валим в пятистах метрах, да не кучей, а вразнобой, по одному, чтобы проплешин не было. Стволы, лапник таскаем сюда. Здесь и здесь, под деревьями, роем ямы на четыре штыка вглубь, по периметру поднимаем стены, прорубаем окна, сверху нагребаем землю и укладываем дёрн, чтобы с воздуха ничего заметить было нельзя. Там – выгребная яма, под той елью костровище и кухня. Троп в лагере не натаптываем, веток не ломаем, дёрн не снимаем. У тех елей срубить снизу на два метра вверх ветки и вкрутить в ствол дополнительные лапы, чтобы крона гуще стала. Все хозработы и посиделки строго под ними. Перемещения – в вечернее и ночное время, если днём, то только под прикрытием деревьев. На той сосне на холме оборудовать НП, для наблюдения за местностью в четыре стороны. Вопросы?..

Ну, какие тут могут быть вопросы?

– На оборудование лагеря четверо суток! Три человека в дозоре, один – на кухне и подхвате, остальные работают. Деревья валить ночью, лучше во время дождя или сильного ветра, чтобы естественными шумами прикрыться. Начало работ… прямо сейчас.

* * *

– Ефремов, в штаб. Одна нога здесь, другой не вижу!

Зачем в штаб? Кому он там понадобился? Или «Кум» под него копает?..

Тревожно зэку, когда чего-то не понимает. Сразу вину за собой начинает искать, думать, кому он дорожку перебежал. Может, это «Сивый» мутит?

Штаб. Офицеры бегают. Не бравые, помятые все какие-то, с мешками под глазами, потому что глухомань, куда большое начальство не заглядывает, вот они и пьянствуют, о службе забывая.

– Лицом к стене… Теперь шагай.

Кабинет. В кабинете стол. За столом какой-то штатский. Кепочку скинуть, к бедру прижать, пятки вместе, мысочки врозь!

– Разрешите доложить, гражданин начальник. Заключённый Ефремов по вашему приказанию явился!

Взгляд внимательный. На столе раскрытое дело, поди, его. Взглянуть бы туда хоть краем глаза, но не дано зэкам тех страниц листать, где может быть написано, кто на него кляузы кропал и благодаря кому он на нары загремел.

– Садись.

Примоститься на краешке стула. Потому как неуютно и страшно в тех кабинетах, где росчерком пера тебе могут судьбу переменить – срок накинуть или того хуже – лоб зелёнкой смазать. Судьба предполагает, а следак располагает…

– Вопрос у меня к тебе. «Крюка» знаешь?

Вот оно!.. Началось! Захлопать глазками, морду скривить, но лобик нахмурить, старание изображая: думаю я, гражданин начальник, вспоминаю, напрягаюсь, из штанов лезу – так стараюсь. Но нет, не могу припомнить…

– Слышал вроде, про такого, но кто – не знаю. Честное слово, гражданин начальник, как перед богом.

– Ты мне бога в рожу не тычь, я неверующий, чего и тебе желаю! Бог он далеко, а прокурор рядом. Дашь показания на «Крюка»?

– Какие, гражданин следователь?

– Что побег он готовил, тебя к нему подстрекал. Потому как разговоры вы с ним говорили с глазу на глаз, вот у меня тут и показания есть, – тряхнул барбос в воздухе какими-то исписанными листками. – Чего измышляли вы? Ну, говори!

– Ничего такого. Может, я и видел его – лагерь большой, заключённых много. Закурил с ним раз-другой, а нас срисовали. Я же всех по именам не знаю.

– Юродивого корчишь? А ну как я тебя паровозом, а «Крюка» вагончиком к тебе прицеплю? И покатите вы оба на дальние севера, где даже леса нет. А коли поможешь мне: напишешь, что подбивал он тебя на побег, да ты не поддался – другой оборотец выйдет. Или хочешь мы тебе признательные задним числом оформим, мол, подбивал тебя «Крюк» на дело нехорошее, а ты в оперчасть пришёл, да сообщил о том злостном нарушении режима. И выйдешь ты чистеньким, за что тебе послабление какое выйдет или вообще срок скостят. А не захочешь – не узнает о том никто! Ты подумай.

– Так я всей душой, гражданин начальник, только кто мне поверит – «очники» начнутся, а я того «Крюка» даже опознать не смогу! Коли надо на себя чистосердечное могу написать, мол, собирался конвойного пристукнуть и ноги сделать.

– На хрена мне ты сдался, когда мне «Крюк» нужен!.. – Сердится, нервничает следак, по столу пальцами барабаня. Не связывается у него что-то. – Не хочешь, значит, по-доброму. А ну как я тебя в БУР определю суток на двадцать?.. Хотя чего тебе БУР, я тебя в бараке оставлю, слышал приговорили тебя блатные. Кабы мы сговорились, я тебя на другую зону определил, а здесь ты не жилец. Вот и выходит, что через глупость свою жизни лишишься… Ну что, дать тебе бумагу или как?

– Или как!..

– Стало быть, не желаешь помочь следствию, на пере хочешь повиснуть? Кто тебе этот «Крюк» – сват или брат? Он тебя не пожалел, показания на тебя дал. На, гляди. – Выдернул из дела листы, протянул.

«Я, заключённый…» – его почерк или нет? Или туфта всё это, или на понт его следователь берет? Но тревожно, муторно на душе… Дальше, дальше читать!.. Нет, не так всё просто, потому что эпизоды – показания про «Фифу», про заточку, про всё то, что один только «Крюк» мог знать, а больше никто! И про побег, про который ни слова сказано не было! Неужели?..

– Ну что, убедился, дурак? Сдал тебя дружок с потрохами, паровозом тебя вперёд себя выставляет! Будешь писать?