– Спасибо.

– Не меня благодари, «Крюк» за тобой присмотреть велел. Я бы сам не стал.

– Всё равно спасибо.

– Ладно, спи. Дальше я покараулю. Сегодня, считай, пронесло…

* * *

Первая партия зэков прибыла пешим этапом. Пятнадцать человек.

Вместе с ними прикатили их дела, в каждом из которых был пришпилен приказ о переводе их в «Особлаг», где должны были содержаться больные зэки с опасными инфекциями, и выписка из тюремной больнички. Нельзя их было на месте лечить, эпидемия могла случиться, вот их и отправили…

Зэков приняли, построили, пересчитали. А дальше чудеса начались.

– В баню шагом марш!

Так ведь баня настоящая, с водой горячей, которой вволю – плескайся, не хочу! И мыло, куски целые! И полотенца вместо случайных тряпок. И на улицу сразу не гонят, обсохнуть дают!

– Подходи, получай обмундирование!

Одежда новая, ненадёванная, не с трупов снятая. Без пятен, дыр и вшей, копошащихся в швах! И по размеру!

– Стройся! В столовую шагом марш!

А в столовой – что за черт! – похлёбка наваристая, в которой жир сверху плавает! И хлеб по три куска, да не из опилок, а настоящий зерновой! И чай сладкий! – какого зэки отродясь не пивали, и еще кусок хлеба-черняшки к нему!

– А ну, не жадничать, а то кишка за кишку заплетётся! Медленно ешь, вдумчиво!

Жуют зэки, переглядываются, и в глазах их не радость – испуг, потому что не понимают они, что творится, а чего заключённый не понимает, того он страшится. Чего их вдруг кормят?

Доели всё, миски выскребли, вылизали, крошки со столов в рот смахнули. Чистота – метёлки не надо – ни крошки, ни капли мимо рта не пронесли!

– Выходи строиться!

Вышли осоловелые, еле ноги передвигают. Так ведь сытые, почти – сытые, чего много лет не испытывали.

– В барак шагом марш!

Барак обычный, только отчего-то на секции разделён, и в каждую свой вход отдельный. Ну потому что – карантин, не должны «больные» соседей видеть, чтобы заразу не подхватить. Внутри печки и нары, из досок сколоченные, но на нарах матрасы, а на матрасах подушки! И одеяла, и простыни две! Как в больничке. Или это больничка и есть?

Разбрелись зэки, подушки и матрасы трогают, словно глазам своим не веря.

И команда, которая уж совсем ни в какие ворота:

– А ну не шататься тут по отсеку, отбой! Спать всем четыре часа до ужина!

Спать? Не на общие лес валить, не отхожие места чистить или землю ломами долбить – спать! Упали зэки и в сон провалились, едва подушек головой коснулись. И это был первый за всё время сон, где им не снилась еда!

* * *

– Ну что, Нугзар, как тебе учится?

– Спасибо, дядя Иосиф. Учусь. Хотя трудно, я в школе много пропускал, некогда было, я в горах стадо пас, семье помогал.

– Ну, ничего, ничего, нагонишь. Ты мальчик умный.

Смотрит Нугзар на дядю Иосифа благодарно, потому как тот его, простого деревенского мальчишку, в Москву привёз, в университет определил и комнату в общежитии дал. Просто сказка какая-то!

– Слушай, Нугзар, ты хотел с братьями повстречаться?

– Да, дядя Иосиф. Очень хотел!

– Не получилось у меня – пытался договориться, но не смог. Прости. Сам лично товарища Абакумова за тебя просил, чтобы поверил он товарищу Сталину и свидание разрешил. Но нельзя. Пока следствие не закончено – нельзя. Такой порядок. После, может быть, разрешат. А вот документы мне дали. Ты посмотри, почитай. – Двинул по столу какие-то папки.

Взял их Нугзар, открыл. А там, на первых страницах фотографии братьев его на фоне серой стены. И номера какие-то.

– Ты читай, читай.

Читает Нугзар. Хмурится. Сознались братья его в том, что враги они строю советскому, что измышляли вред землякам своим наносить – тракторы портить, провода резать, в колодцы яд бросать – и что желали самого товарища Сталина извести.

Читает Нугзар и не верит – как такое может быть? Он с братьями своими вместе рос и знает их лучше всех – какие они враги народа? Но только чёрным пером по серой бумаге про то написано. И еще показания сельчан есть, которых они на злодейства подбивали.

– Ну что, Нугзар? Запутались твои братья, не по той дорожке пошли. Если теперь их вину докажут, то поедут они в Сибирь надолго. Жаль мальчишек, да что поделать, закон для всех один. Если ты власти советской вредишь, то и она тебя не пожалеет.

– Дядя Иосиф, а ты можешь им помочь?

– Нет, Нугзар, не может товарищ Сталин вмешиваться в работу Органов. Права не имеет! Но я могу попросить не посылать их в Сибирь, здесь оставить, чтобы ты мог с ними изредка видеться и посылки им передавать. Думаю, товарищу Сталину не откажут. Но только у меня к тебе тоже просьба будет.

– Какая, дядя Иосиф?

– Маленькая. Я тебе про нее после скажу. А пока учись. А братьев твоих я попрошу кормить получше и чаще гулять выводить. Нам, детям гор, воздух свежий нужен, я знаю – сам при царском режиме в тюрьмах сидел. Не можем мы долго в камерах без света и солнца – чахнем, как цветок сорванный. Так что ты не беспокойся, с ними всё хорошо будет, а постараюсь.

– Спасибо, дядя Иосиф.

– Не за что, мы же родственники, мы друг дружку держаться должны!..

* * *

Пятнадцать зэков стояли в два рядка, в черных одинаковых фуфайках, с номерами на груди с левой стороны. Стояли и чего-то ждали. Перед строем прохаживался точно такой же зэк, перебирая какие-то бумажки.

– Распределяемся по работам. Ты и ты – в столовую, чистить, драить, готовить. Вам – приборка помещений и территории. Ты и ты – на заготовку дров. Вы трое – на вышки, вертухаями.

Чего-чего?.. Вздрогнули зэки, глаза выпучили. Вертухаями?! Как это понять?! Они же не «краснопёрые», заключённые они. Или им послышалось?

– Ну, чего стоите – шагом марш из строя верхнюю одежду получать и оружие. Бегом, бегом!..

Оружие?! Это что, шутка такая?

Нет, выдают, вручают карабины! Правда, без патронов – все-таки без патронов, но оружие-то настоящее! Им – зэкам!

Общее построение и короткий инструктаж:

– Здесь и теперь начинается ваша новая служба. Люди вы бывалые, военные и должны понимать, что за просто так вас кормить и чай с сахаром давать не будут. Новая жизнь вас ожидает. Сытая… Привычки зоновские забываем, как страшный сон, все вы здесь равны, все под одну гребёнку, все – рядовые бойцы! Блатных привычек не потерплю! Ясно?

Молчат зэки растерянно, ни черта не понимают, на своих приятелей косятся, которые с карабинами в форме вохровцев рядом стоят, испуганные больше, чем если бы их под стволы поставили.