Приноровившись к топорикам на этой дистанции, Михаил отошел на расстояние в пятнадцать метров, и провел еще по три броска, пристреливаясь на этом расстоянии. А потом и на двадцать метров. Признаться, это был уже фактический предел. Нет, бросить он мог и на четыре десятка метров. Топорики по факту не тяжелее учебной гранаты, что они бросали в школе. А тело ему досталось молодое и крепкое. Просто даже на двадцать метров, Михаил мог похвастать только точностью. Скорость оружия существенно падала и лезвие уже не входило в ствол на сколь-нибудь значимую глубину. С другой стороны, даже десять метров, это более чем серьезно.

— Не перестаю удивляться тому, как ты быстро учишься, — не без удовольствия оглаживая бороду, произнес Йенс.

— Да чему учусь-то. Учился я на топорике Барди. А здесь только и осталось, что приноровиться, — пожав плечами возразил парень.

— Не плохо у тебя получается управляться с оружием, когда нужно оставаться от врага подальше. А что ты будешь дать, птенчик, если он окажется перед тобой? — с ехидством поинтересовался подошедший Сьорен.

— Драться.

— Можешь показать как? — склонив голову, и слегка разведя руками, полюбопытствовал варяг.

— Конечно. Если ты меня научишь.

— Я?

— Ой. Извини. Я думал, что если ты в дружине, то ты воин. Я тогда попрошу научить меня кого-нибудь другого.

На секунду в ночи повисла звенящая тишина. Слышно было только потрескивание дров в костре. Но тут кто-то не сдержался и хмыкнул. Один, второй, третий. Дружинники начали пересматриваться, хмыканья нарастали как снежный ком и наконец остров огласился дружным хохотом трех десятков луженых глоток.

— У-у-убью-у-у!!! — взревел Сьорен и сорвался с места атакующим носорогом.

Михаил едва успел отскочить в сторону, уйдя в перекат. Отчего-то ни капли сомнений, что при любом другом маневре, варяг его непременно настиг бы. Бог весть, с какой стати, но Романов, рванул из ножен свой нож и метнул все в ту же сосну. Потом развернулся и побежал прочь от разъяренного воина, избавившись по ходу бегства и от второго ножа.

Сьорен был силен и ловок, а потому состязаться в этом с ним было бессмысленно. Зато бегать он не умел. Чем беззастенчиво и пользовался Романов. Он еще с ума не сошел, вступать в схватку с этой машиной для убийства. Поэтому и бегал от преследователя под нескончаемый хохот дружинников.

— Хватит, — наконец выкрикнул ярл. — Сьорен, успокойся.

— Ларс, он…

— Мы все слышали, что он, — оборвал воина ярл. — Ты сам виноват. Нечего было связываться с мальчишкой.

— Он трус и ему не место в дружине.

— Да? Ты так думаешь? — Ларс Аструп заговорил таким тоном, что все воины предпочли замолчать, и на берегу вновь повисал тишина.

— Он трус. Только и знает, что бегать. Если бы он остановился и дрался, то из него получился бы толк. Да, он получил бы свое, но тогда мы все увидели бы, что он готов драться, а не сбежит при первой опасности, — убежденно произнес воин.

— Каждый из нас предпочел бы встретить опасность лицом к лицу. И без разницы что нам предстояло бы, быть избитыми или умереть. Но парень решил победить.

— Как? Убегая? — разведя руками, возмущенно произнес Сьорен.

— Он дважды убил тебя, дружище.

— О чем ты, Ларс?

— Об этом, — ткнул тот пальцем в ствол дерева, где на уровни груди взрослого мужчины, торчали два ножа. — На тебе нет доспехов, и каждый из этих клинков убил бы тебя. Маркуса в дружину принял я. И сделал это не потому что он застрелил из арбалета пятерых половцев. А потому что, он вообще сумел стрелять из этого оружия, хотя сил взвести тетиву у него не было. И запомни, Сьорен, пока я ярл, ты больше не обидишь его. Ты меня понял?

— Я. Понял. Ярл, — с расстановкой, произнес воин.

— Помнится, Маркус просил тебя научить его пользоваться топорами. Научи его всему, что ты умеешь сам. И, да. Я очень надеюсь, что ты будешь достойным и строгим учителем.

— Не сомневайся, ярл, — тут же повеселел воин.

А вот у Михаила, почувствовавшего было облегчение, отчего-то неприятно засосало под ложечкой.

Михаил в очередной раз попытался достать противника топором, и вновь тот отвел удар стремительным круговым движением. Мгновение, и описав полукруг палка врезалась ему в живот. Парня скрутило от охватившей его боли, и едва не вырвало. В очередной раз. Предыдущие попытки были более удачными. В этот раз не нашлось даже желчи. Если подобное издевательство продолжится и дальше, то этот дебил отобьет ему весь ливер. Грохнуть его что ли. Плевать, что отправят следом. Может оно так даже проще будет. Ну не сложился этот заброс, попробуют следующий. Благо в его мире еще не прошел и день. Да какой день, не больше двадцати минут.

В принципе можно и притупить боль. Что он периодически и делает, когда совсем уж невыносимо. Только тут возникают сразу две проблемы. Первая, его учителю не нравится, менее болезненная реакция, чем он того ожидал, и он сразу же начинает действовать более жестко. И вторая, это не решит проблему с отбитыми внутренностями. А значит нужно что-то делать. Вопрос, что именно? Михаил старался достать противника, но безрезультатно.

Попытался было использовать ноги, и обнаружил, что те не поднимаются выше пояса. Нужна растяжка. Впрочем, толку от его ногодрыжества чуть да маленько. Если только бить четко по болевым точкам. Но признаться, он не такой уж и знаток человеческой анатомии. Пах, солнышко, горло, вот и все. Даже по голеням особо не отработаешь, ввиду того, что сапоги имеют мягкую кожаную подошву.

— Сьорен, помнишь, ты должен научить его драться, а не убить, — отрезая от окорока кусок сочного мяса, произнес Ларс.

— Я помню ярл.

— Хорошо.

Что он там помнит, Михаил так и не понял. Потому что не успел он справиться с позывами, как получил мощный удар коленом в лицо. Все. Занавес. Темнота. Очень может быть, что вот сейчас он очнется в своем реальном теле. Что-то у него как-то не заладилось с этим клятым средневековьем. Может ну его, так-то жадничать, и вселиться в какой-нибудь более цивилизованный мир. Да, получится прожить не так много жизней, но и вот эти мучения благостными как-то не назовешь.

— Очнулся? Вот и хорошо. Теперь ты понял, что значит сойтись с врагом лицом к лицу? Это тебе не ножички метать. Да и топоры твои мало чем помогут, если воин в кожаной броне. И тем более, если будет видеть тебя. Увернуться или защитится от топора не так уж и сложно, — наставительным тоном произнес Сьорен, стоявший над распластавшимся на траве Михаилом, с кожаным ведром в руках.

— Я это понял. А теперь может ты начнешь меня учить, — пересиливая боль, произнес Михаил.

— А я тебя уже учу. Ты не умеешь терпеть боль. Каждый раз вздрагиваешь, когда понимаешь, что сейчас тебя опять ударят. Потому что ты трус. И эту трусость нужно из тебя выбивать.