— Что? — ошарашено взревел неожиданно осужденный муж. — Меня-то за что?

Я сам подпрыгнул. Сканеш — отсечение рогов, за что? Я не мнил себя знатоком скагаранских законов, но ничего такого, за что Шашан заслужил столь сурового наказания, не видел.

— Как это — за что? — возмутился судья. — Ты застрелил преступника, лишив хана священного права, дарованного заветами предков, самому совершить казнь. Это раз. Сам привел свою жену на суд, поверив своему конюху, а не ей! Это два. И ты застрелил Дамиша до приговора! Он еще не был виновным! Это убийство! Это три!

— Я не хочу ставить под сомнение мудрость хана, — напомнил о себе секретарь. — Но за неуважение к хану Скагаранского Халифата полагается только порка. За недоверие жене вообще наказания нету. А за убийство ханом безродного скага — всего лишь штраф!

— Да нельзя тут иначе! — развел руками рогатый. — Только сканеш. Шашан, ты не беспокойся, я позабочусь о твоей жене, она ни в чем не будет нуждаться.

Я рассмеялся, поняв глубинный смысл приговора. Хадаш тоже положил глаз на Ямаху. И наличие рогов у ее супруга не устраивало хана потому, что спать с ней все равно будет преступлением, винешем. Но тяжким грехом только до той поры, пока муж — скаг! Лишив Шашана рогов, судья решал эту проблему. Без частей тела, определяющих скага, как скага, лишенный титула, имущества и прав, краснокожий переставал считаться мужем Ямахи. Тут присутствовало и определенное благородство — судья мог запросто казнить «преступника», но оставлял ему жизнь. Хреновую, но жизнь.

Конвой увел осужденных. Меньше всего проблем было с Рушихом. Поняв, что казни не избежать и в его жизни замаячил вполне конкретный финал, лжесвидетель покорно брел, понурив голову и сопровождаемый тычками в спину. Шашан — наоборот, упирался, отчаянно матерясь и проклиная Хадаша. Он даже не пытался достать из кобуры револьвер. Оружие конвойные забрали без помех. Хан несмотря на всю ярость и разочарование, прекрасно понимал, что сканеш и казнь за убийство правителя Скагаранского Халифата — это две большие разницы. И, осознавая безвыходность своего положения, не желая его усугублять, он предпочел суровое, но относительно мягкое наказание. Впрочем, инопланетянин, заключенный в железную хватку двух охранников, и так успел наговорить еще на пару-тройку статей, но судья уже не обращал на это внимания. Дамиша попросту уволокли из зала, оставив широкий красный след. Лишь одна Ямаха вышла самостоятельно и с высоко поднятой головой.

— Наверно, в самом деле стоит запретить приносить оружие на заседания, — заметил краснокожий, глядя на кровавые разводы. — Ладно, Шубах, что там на сегодня осталось? Было, конечно, интересно, но как-то слишком долго. Уже обед.

— Еще два дела, — напомнил секретарь. — Слушается дело номер одна тысяча девятьсот тридцать восемь дробь восемьдесят четыре, о новых истинах.

Я едва слышно присвистнул. Про скагов, не хотевших жить по заветам предков, я слышал еще во время войны. Тогда среди инопланетян, не горевших желанием идти на убой по указке ханов, и появились первые протестные настроения. А беспрекословно выполнять распоряжения ханов — и был один из основных постулатов заветов краснокожих. Возможно, если бы незамедлительно последовало наказание, новых истин никогда и не стало бы. Но поначалу тех, кто оставался верен вековым традициям, и с готовностью шел в бой, принося своим хозяевам звонкие золотые монеты, хватало за глаза. На отступников просто не обращали внимания.

Дальше — хуже. Последователей новых истин становилось все больше, а воинов, способных найти в горах и степях, поймать и покарать сторонников прогрессивных идей — все меньше. Желание наказать появилось когда уже не было возможности. Так и жили новые скаги, ошалев от внезапно свалившихся свобод, отказываясь все от большего количества норм рогатого общества, по которым жили их отцы и отцы их отцов. И так далее. Появился отказ от принципа единобрачия. И даже пренебрежение долгом крови. Хотя в этом отношении все сложилось очень интересно — инопланетяне не признавали месть в своем отношении, но пожелали оставить за собой право мстить самим. Двойные стандарты!

Однако я не ожидал, что новые истины не только сохранились по сей день, но и дошли до самого консервативного города чертей — Скагаранского Халифата. Впрочем, достаточно вспомнить вечеринку у Хадаша, чтобы понять, что прогресс дошел и до сюда. Инопланетянок в таких одеждах, что устроили танцульки в пентхаусе, меньше десяти лет назад соплеменники, мягко говоря, осудили бы.

— Давай их просто казним, и все? — предложил хан.

— Нельзя, — с сожалением вздохнул Шубах. — Там хан Бануш, сын хана Бароша.

— Что ж он так за сыном не уследил, — покачал головой судья. — Тяжелый сегодня день. Ну, запускай.

В зал вошли трое. Молодой скаг, видимо как раз и бывший ханом и сыном хана. Хорошо одетый, но, вопреки обычаям — без грамма золота. И без оружия. С ним — две девушки. Не такие, как Ямаха, но тоже весьма недурны собой. Фитнес-инструктора, косметика и маникюрные салоны творили с чертовками просто волшебные вещи, превращая их в красавиц, мало уступавших землянкам.

— И в чем суть спора? — поинтересовался Хадаш, скользнув масляным взглядом по скагаранкам.

— Бануш обещал жениться на мне, — сразу заявила одна. — Но не женился!

— Врешь! — пискнула вторая. — Он обещал на мне жениться!

— Да вы охренели! — взревел правитель. — Скаги, побойтесь Тилиса, Единого В Трех Ликах! Я, хан ханов, еще ваши шашни разрешать буду! Хотели жить по новым истинам? Вот и живите. А то сперва — ворочу, что захочу, а потом — рассуди нас, ханский суд!

— Это — дочь хана Кируша и сестра хана Удошта, — прошептал секретарь.

— Сложное дело, — протянул краснокожий, покачав головой.

Он умоляюще посмотрел на меня. Мне эти имена ни о чем не сказали, но, если пришли с таким пустяковым вопросом к Хадашу и черт до сих пор, несмотря на обеденное время, не послал их к Тилису, Единому В Трех Ликах, и не казнил — стало быть, скаги весьма и весьма влиятельные. И спор требует какого-то решения.

Только проблема в том, что решить вопрос традиционным способом, обратившись к заветам предков, нельзя. Согласно им — всех троих вообще следовало казнить, насколько я разбирался в этих делах. Ибо как все трое совершили винеш, но сами, живя по новым истинам, преступления не признавали. И перевалили ответственность на Хадаша.

Тут и я крепко задумался. Самому Банушу, как мне казалось, вообще было до лампочки, с кем идти под венец. Больше всего переживали как раз дамы. И, судя по тому, что имя Бароша мне слышать доводилось, женихом молодой хан был завидным.

— Давай так, — предложил я. — Разрубим парня пополам, и каждой девушке отдадим по половине.

В глазах скага появилось выражение неподдельного ужаса.

— Шангшускаг, неужто Тилис, Единый В Трех Ликах, лишил тебя разума? Он же помрет, — заметил судья.