Кожаный диван, стол, шкаф, стулья – все на месте. Даже больше: аппаратура – лейтенант, с опаской озираясь на кухонную дверь, открыл и закрыл (двумя пальцами за ручку) дверцы комода – аппаратура на месте. Точно «слухачи» преднамеренно решились покинуть помещение. Но как они посмели?

Так, проверим ещё раз. Жаль, диван кожаный, с кожи легко кровь смывается. Вот с габардина – замаешься. Был у Кирилла один случай…

Стоп. Не о том. О работе думать надо.

Стулья на месте? Целы? На месте. Целы. Шкаф? Шкаф. Твою мать, что же здесь все-таки произошло? Куда ребята делись? Лови, лови, товарищ Сердюк, момент истины – пока ещё товарищ, но на грани того, чтобы стать гражданином.

Чавкая явно пропускающими воду туфлями, с кухни в комнату вошел историк. В левой руке, как охотник подстреленную утку, он торжественно держал непочатую бутылку водки «Смирновъ».

– Это, так сказать, компенсация морального ущерба. Пошли отсюда. Нас внизу закуска ждет.

– Так от водки же тупеют. Выпил – и матрац, – напомнил Кирилл, тупо разглядывая бутыль. Откуда она здесь взялась? Или, несмотря на строжайший запрет, «слухачи» пили на службе? Что ж, в своем рапорте он подробно расскажет и о незапертой двери, и об этой бутылке. Глядишь, начальство поймет, что в столь нелепой ситуации лейтенант Сердюк вел себя не то чтобы героем, Мальчишем-Кибальчишем, но все же разумно, честь мундира не роняя.

– Ноги промокли. А если простуда? – резонно ответил старик. – Пошли, чего встал. Не то придется изучать водолазное дело. Я как-то писал про водолазов. Был такой знаменитый водолаз – старшина Джозеф Карнеке. Это он в Пирл-Харборе после седьмого декабря корабли со дна поднимал…

– Пошли, – легко согласился Кирилл: чем быстрее они уйдут, тем от греха подальше.

Они вернулись, метя ступеньки и прихожую влажными следами, и Михалыч проворно смотался на кухню. За стаканами.

– Выпить надо немедленно. А то насморк схвачу.

«Беги, беги, – зло подумал Кирилл. – Так-то оно лучше. А то – „От водки тупеют“! В досье русским по белому написано: „Склонен к алкоголизму“. А ежели так в досье написано, значит, пей и не выделывайся. И в шалмане, где я тебя цеплял, тоже за мой… пардон, за государственный счет пиво хлебать не гнушался, как лошадь Пржевальского. А тут выпендривается…»

Пятно протечки на стене в коридоре доросло до пола. И на полу начала образовываться лужа. Чуткий нос Сердюка уловил знакомый, неожиданный здесь запах. Пахло любимой маркой крема для обуви. Неужели Шкипер иногда чистит ботинки?

– Это даже неплохо, – сообщил повеселевший историк, увлекая ученика в комнату и приглашая сесть на стул-ветеран. – Заодно и полы помоются.

– Может, что-то надо делать?

Фээсбэшник знал, что нужно делать: под каким-нибудь предлогом покинуть дом и из телефонной будки доложить о происходящем начальству.

– Вон на стенке уже не ручей, а гинекологические древеса растут.

Кирилл продолжал мочить шутку за шуткой, как велела легенда, хотя было уже, ох, как не до шуток. Лучше бы сегодня дежурным офицером оказался не майор, а подполковник. Майор, собака, не будет делить на правых и виноватых.

– А что тут поделаешь? Пока вся вода не протечет ко мне, а от меня на второй этаж, ничего не поделаешь. И эти гады будут обязаны всем ремонт сделать. Ты не знаешь магазин, где самые дорогие обои?

Кирилл непроизвольно усмехнулся. Ему пришло в голову, что когда-нибудь и за похороны этого неформала придется платить тоже родной ФСБ.

– За это следует выпить, – стремясь хоть чем-то занять подопечного, а самому в это время решиться хоть на что-нибудь, предложил Кирилл. Но в голову, как волосы в рот, как мухи в варенье, как Жириновский в Президенты, лезли мысли: «Щас бы пивка холодненького… Щас бы диск Хендрикса на полную…»

– Вот и я про то же. – Радостный Михалыч свернул пластмассовую головку бутыли и разлил по стаканам. Один стакан протянул ученику, второй взял в руку так, словно это и не стакан вовсе, а грузинский рог с «Хванчкарой», но тут взгляд его зацепился за что-то на столе.

– Вот здесь, в газете, сказано, что начался новый этап переговоров о разделе Черноморского флота. Давай выпьем за то, чтобы весь флот остался российским.

Кирилл выпить смог. Закашлялся разве что. И не потому, что водка оказалась чересчур крепкой. Нет, выпивать Кирилл умел, отсюда и задания часто получал соответствующие.

Но… когда они уходили из квартиры, никакой газеты на столе не было. Там лежал пожелтевший «Боевой листок».

– Да. С Черноморским флотом не все так просто, – прислушиваясь, как алкоголь начинает согревать душу, довольно откинулся на спинку кресла Михалыч. – Казалось бы, кому он нужен, этот образцово-показательный флот? Знаешь, теперь у молодых лейтенантов перед распределением в голове одна мысль: лишь бы не попасть на ЧФ. Уж лучше в Гремиху. И не только теперь. Всегда так было. Ну, не всегда, где-то с начала пятидесятых. Перспективы служебного роста на ЧФ – никакие. Если туда попал, считай, выше командира корабля не поднимешься. В Севастополе, если ты не по гражданке одет, пивка не смей попить. Тут же патруль заметет, хоть ты лейтеха, хоть каптри. А патрули идут с дистанцией в сто метров. Жуть! Совершенно не понимаю, на кой ляд Украина и Россия этот флот делят-делят, а поделить не могут. Да пропади он пропадом!

Историк перевел дух, успокоился малость и поднял раскрытый и сложенный посередине «Московский комсомолец».

– А вот в этой газетенке, – с коньяка он явно пересел на конька, – пишут про Курилы. Опять-де бравые японцы долю требуют. И подпись под статьей хорошая: «А.Созидалов». Знаю я этого Созидалова. Раз в три месяца захаживает, сволочь. Кричит с порога: «Михалыч, спасай! Дай наколку, а то я тут по бабам загулял, неделю в редакции не появлялся, редактор уволит». Добрый я человек. Конечно, наколку даю. А он потом, гад, в разных газетах в статье только названия меняет. Хоть бы раз проставился, скотина.

– Ну и что Курилы? – находившийся в этот миг очень далеко отсюда, спросил из вежливости лейтенант Сердюк, почесывая темя для ускорения мыслительного процесса.

– Курилы – ерунда, – отмахнулся Шкипер. – Бравые японцы таким образом только свой кодекс Бусидо тешат. Не кодекс, а комплекс неполноценности какой-то. Дескать, никому никогда ничего не прощаем. А на самом деле они давно смирились. Мы даже за это пить не будем – за то, чтоб Курилы нашими остались. Все решилось ещё в девятьсот третьем, даже до русско-японской.

– А газеты эти откуда взялись? – пошел ва-банк Сердюк.

– Наверно, водолазы подбросили, – сам же и засмеялся над шуткой слегка захмелевший мастер. – Я про водолазов целую книгу написал. Про Джозефа Карнеке. «В сером скафандре с алыми подошвами, легкой водолазной походкой…»

Кирилл слушал вполуха. Не выдержал, тяжело встал, вышел в коридор. Резко оглянулся – никого. Заглянул в ванну. Под ванну. Зашел в туалет. Обернулся. Спустил воду. Вышел на кухню. Никого. Вернулся.