Сверчков, вывернув шею, с уважением посмотрел на спину ученика. Это надо же – такой громадой вымахать! Интересно, где он себе одежку покупает? Не в «Трех толстяках» же. По меньшей мере пятьдесят шестой размер, четвертый рост. Пива, наверное, легко кружек двадцать усосет. Ну ладно, не двадцать. Пятнадцать.

В маленькой тесной кухне Кирилл с тоской огляделся. Не кухня, а хижина тети Пеппи Длинныйчулок. Как бы тут чего не задеть, не сломать нечаянно. И не перемазаться. Очень уж противно. Дома у Кирилла, хоть он и слыл принципиальным холостяком, была абсолютная чистота. Все выстирано, прополощено, высушено и остужено. Даже не то что кошку, канарейку заводить Кирилл не желал: от зверя слишком много грязи. Организм организму – друг, товарищ и враг. А здесь…

Наискосок кухню перебежал дородный таракан, похожий на арбузное семечко. Кирилл побрезговал его давить. С отвращением, двумя пальцами повернул скользкую от въевшегося жира ручку горелки. Услужливо полураскрытый спичечный коробок, что покоился на закопченной, бархатной от прилипшей пыли плите, тронуть не решился. Зажег горелку своей «Зиппо», конечно же, паленой. Слегка обжег костяшку указательного пальца.

Андрей Михайлович потянулся, скорчил пыльному зеркалу скорее веселую, чем злую рожу, ногой выдвинул из-под стола кастрюлю с засохшими макаронами, подхватил нож для резки бумаги, пакет с картошкой, плюхнулся в расшатанное, вытертое до ниток кресло и бодро принялся картошку стричь, бросая очистки в окаменевшие макароны.

Наверняка гэбэшник, без злобы подумал Михалыч про Кирилла. Дожили, никому кроме ГБ в этой стране подлинная история не нужна. Ну что ж, зато за мои байки меня будут добросовестно кормить.

Чайник закипел, картошка была почищена.

– А на что они спорили? – вернулся из кухни ученик; ручка чайника практически утонула в его громадной лапище.

– Кто? – не понял задумавшийся о своем Михалыч.

– Ну эти, унесенные ветром на Тихоокеанский флот.

– Во! Это и есть самое интересное. Спорили они на бороды. Все трое носили бороды. И проигравшие по условиям должны были бороду сбрить. Кстати, впоследствии носить растительность на флоте запретили всем, вплоть до высшего командного состава. Только если командующий флотом лично даст «добро». Это случилось после того, как во время пожара на ракетном катере один мичман задохнулся. Борода помешала противогазу плотно облечь мичманскую физиономию. Принес чайник? Давай теперь ставь картошку вариться. Кастрюлю там найди какую-нибудь почище.

А то в этом доме не то что раздражение после бритья, как бы тут холеру или брюшной тиф не подцепить… Бациллы размером с Моби Дика. Наверняка, хотя посмели на глаза показаться только тараканы, есть и прочие домашние животные – клопы, муравьи… крысы. Точно! Вот только крыс здесь не хватает. Тогда бы уж эта квартира от Люберецкой свалки ничем не отличалась.

Ученик вернулся на кухню, а Михалыч взял со стола железную кружку с грубо намалеванной божьей коровкой, вывернул пальцем подсохшую заварку в помойное ведро. Налил в кружку свежий чай, полез рукой за шкаф, вытащил заросшую пылью подзорную трубу – не то; поставил трубу на место и полез рукой дальше. Выудил полбутылки дрянного коньяка «Белый аист» и плеснул в кипяток, сколько влезло. Остальной коньяк спрятал обратно.

От водки отказался, зло подумал на кухне Кирилл, значит, не доверяет. А сам небось сейчас в чай себе коньяк из-за шкафа долил. Думает, старый дурак, что никто этого не видит. Как же, никто, когда в квартире три «глазка» установлено. Один в комнате, по одному на кухне и в коридоре. А этажом выше целая квартира арендована, чтоб следить за Андреем свет Михалычем. Мало ли какие гости на огонек заглянут. Было бы нелепо их прозевать…

Кирилл раздраженно скрипнул зубами, ставя вымытую под картошку кастрюлю на газ. Уже с картошкой. Черт с ней, пускай разваривается на фиг.

По природе аккуратист, он был очень недоволен заданием и тихо завидовал тем, в квартире сверху. Правда, тараканы, успешно плодящиеся внизу, забредали и на этаж выше. Не только сквозь естественные щели, но и через пробуравленные дырки для «глазков».

Кирилл машинально посмотрел в правый верхний угол кухни, туда, где притаился кухонный «глазок»… и выматерился вслух. От неприметной дырочки с прозрачной вермишелиной оптики – по стене, по дряхлым блекло-зеленым обоям расползалось мокрое пятно. Как минимум это означало, что оптический прибор выведен из строя. Его наверняка закоротило. А как максимум…

Лейтенант ФСБ Кирилл Сердюк поспешил в комнату. В коридоре по пути он обнаружил, там, где и ожидал, ещё одну протечку. А третье пятно растекалось по обоям в комнате.

– Шкипер, мы, кажется, тонем! – агент ткнул пальцем-сосиской в угол. – Организмы сверху натравили на нас Соргазмово море!

Андрей Михалыч чуть не поперхнулся горячим чаем тире коньяком, чуть не пролил горячий чай тире коньяк сначала на себя, потом на «Боевой листок» с сагой о Кронштадте, наверняка имеющий некую историческую ценность.

– Вот же козлы, – неинтеллигентно выразился Михалыч. И сообщил ученику: – Там какие-то буржуи помещение под офис сняли.

Под что снято помещение на самом деле, ученик распространяться не стал, а зашагал к двери. Как назло Михалыч увязался следом, а повод остановить хозяина Кирилл с ходу не нашел.

Они споро поднялись на лестничную площадку выше этажом. Дверь обидчиков оказалась незапертой. Лейтенант пожалел, что по условиям задания сдал табельное оружие. Такого, чтоб «верхние» сами оставили дверь открытой, не могло быть в принципе.

Пока Сердюк в нерешительности медлил, историк, не подозревающий о грозящей опасности, дернул дверную ручку. И с порога поинтересовался:

– Что ж вы, новые сволочи, творите, а?!

На нижней площадке послышались шаги. Спокойные шаги кого-то из жильцов. Это хорошо, подумал Кирилл, чем больше организмов, тем лучше. Но шаги тут же и стихли.

Кириллу представилось, что сейчас раздастся вопль – историк наткнется на трупы «слухачей», а может, и на их убийцу. Но вместо этого Михалыч растерянно повернулся к ученику и робко промямлил:

– Кажется, никого. Войдем, что ли?

Не может быть, чтоб никого, мелькнуло в голове лейтенанта. Но не хватило смелости пойти вперед и самому проверить помещение. Зная, что поступает очень неправильно и что если все обойдется, то начальство такое поведение отметит в лучшем случае выговором с занесением, лейтенант только растерянно кивнул.

Михалыч вошел. Стараясь упрятаться от всех возможных опасностей за грузной спиной учителя, впрочем, недостаточно широкой, чтобы укрыть могучего ученика от пули-дуры, вошел и Кирилл.

Из комнаты в прихожую медленно плыли смятый лист бумаги, исписанный мелким почерком, и два окурка. Воды успело налиться на два пальца.

Михалыч, звучно шлепая по воде, кинулся на кухню закручивать кран. А Кирилл, набрав побольше воздуха, заставил себя войти в комнату. Что б ему было, если б не вошел? Ну, увольнение по статье «Ж». Ну, презрение в глазах товарищей по оружию. Зато – живым бы остался. Жизнь, она дается человеку всего раз, и не фиг подставляться под пули ради дерьмовых двух лимонов в месяц плюс льготы на проезд в общественном транспорте. Но вошел.