Мама ушла в себя на долгие шесть месяцев. Потом начала понемногу возвращаться в реальность. Я заметил это по количеству бумажных фигурок: их становилось всё меньше и меньше с каждым днём. Окончательное пробуждение произошло тогда, когда она за целый день сложила всего одного бумажного лебедя. Потом мама подошла к зеркалу и удивилась тому, что так сильно постарела: в рыжеватых волосах пробилось много седины.

— Помоги мне, Ром?

Я помог: убил кучу времени на то, чтобы равномерно нанести на её волосы краску. Её резкий химический запах возвестил то, что жизнь потихоньку начинает идти своим чередом. А спустя несколько месяцев в жизни мамы появился Леонид Павлович, вдовец.

Я осторожно встаю из-за стола и покидаю квартиру: на меня не обращают никакого внимания. Так лучше. Не надо мне сейчас ничего…

Глава 16. Бес

На следующий день мы втроём усердно делаем вид, будто вчера ничего не произошло. Мама выглядит спокойной, лишь немного грустит. Но это и понятно: годовщина, как-никак. Мы встречаемся на кладбище, я приезжаю немного позднее мамы с отчимом — задержался в пути из-за пробок. Могилка брата выглядит ухоженной, только снегом припорошило подножье и памятник. Я присаживаюсь на корточки, обметая в сторону снег. Краем глаза замечаю, как мама смотрит куда-то в сторону. Я ещё не вижу, кого она там увидела, но догадываюсь. Может быть, я ошибусь хотя бы один раз? Но встаю и, глядя на приближающегося мужчину с двумя белыми, белыми, мать его, розами в руках, чувствую, как злость перемалывает своими зубами в мелкое крошево остатки благоразумия и выдержки, которой я никогда не мог похвастаться.

— Рома, постой. Рома, — цепляется за рукав моего пальто мама.

Я раздражённо стряхиваю её руку и иду навстречу уёбку, являющимся моим биологическим папашей. А он почти не изменился за все эти годы. Всё те же тёмные с лёгкой проседью волосы, красивое лицо с тяжеловатой челюстью, тёмные глаза. Только заматерел, ещё больше раздавшись в плечах. Больше всего меня раздражает, что я вижу его каждый день в зеркальной глади. Он смотрит на меня оттуда тем же тёмным непроницаемым взглядом, так же прищуривает глаза и тем же жестом поправляет волосы. Мне не нужно гадать, как я буду выглядеть через двадцать с лишним лет. Просто посмотреть на папашу будет достаточно.

— Зачем приехал? — вместо приветствия.

— Ты всё нарываешься? Отойди, дай поздороваться и поговорить с Олей.

— Тебе не надо с ней здороваться. И разговаривать сейчас ей есть с кем. Новый глава семьи располагает к душевным беседам и напоминает человека, а не уёбка.

Папаша перекладывает розы из одной в руки в другую.

— Не устраивай сцен. Ты не с приятелями в баре, а на кладбище. Имей уважение.

Уважение? Этот мудак, съебавшийся почти десять лет назад из нашей семьи, будет рассуждать об уважении? Он будет рассказывать мне о чём стоит говорить, а о чём нужно молчать? Он, упрекающий маму в том, что она родила больного урода. Умственно отсталый, дебил неполноценный, подобными ласковыми словами он называл Андрюшу. Нагуляла, тварь, так он говорил, стоило ему немного выпить на праздники. Не мог от нормального мужика родиться ребёнок с отклонениями, значит, ты, сука, нагуляла. А тратить свою жизнь на кретина, отстающего в развитии, высасывающего финансы и отнимающего время, папаша не собирался. Как раз предложили место в городе покрупнее нашего, а там и новая жена очень быстро появилась.

— Уважением было бы с твоей стороны не появляться, вообще, на горизонте. Уёбывай по-хорошему.

— Ты вроде бы взрослый мужчина, а ведёшь себя как неуравновешенный подросток.

— Хочешь поговорить о воспитании?

Я шагнул вперёд, тяжело дыша. Отец двинулся в сторону, намереваясь обойти меня. Я схватил его за полы пальто и толкнул назад.

— Ты и шагу не сделаешь в том направлении. Не хватало ещё, чтобы дерьмо вроде тебя, топтало могилу брата.

Отец переложил розы из левой руки в правую и резко залепил мне кулаком в скулу.

— Заткнись, щенок!.. Ты…

Больше он ничего не успел сказать. Я набросился на отца, вымещая на нём всю свою злобу. Перед глазами всё потемнело и раскрасилось алыми всполохами. Работали только кулаки и изредка ноги. Разнимать нас кинулся Леонид Павлович. Очень жаль, но в пылу драки локтем я заехал ему в глаз и разбил очки. Мама повисла у меня на шее, что-то всхлипывая.

— Тебе повезло, соплёныш. Я бы тебя… в бараний рог, если бы захотел.

Отец поднялся, сплюнув в сторону красным. Кичился, как всегда, своей корочкой и специальной подготовкой. Может быть, всех работников силовых структур специально обучают быть дерьмом?

— Забери розы, папаша, вставь себе в жопу вместо флага.

Я сел на снег, пнув в сторону ненужные цветы. Отец что-то хотел сказать, но передумал, махнув рукой. Медленно пошёл в сторону серебристого внедорожника с государственными номерами. Давай проваливай поскорее в свою гиперуспешную жизнь. Мы справимся без тебя. Всегда справлялись, а сейчас — тем более.

— Рома, не надо было так, — всхлипнула мама.

— А как надо? — я зачерпнул снега и растёр им лицо. Снег окрасился красным и обжёг кожу лица.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, мам.

— А щека?

— Пройдёт. Не переживай, тебе сейчас нельзя. И за очки извините, Леонид Павлович.

— Прощаю. Всё равно хотел… кхм, заменить, — соврал отчим.

Очки у него были новые. Но я так понимаю, что они просто не хотят расстраивать меня или злить. Леонид Павлович стоит так, что оказывается между мной и мамой. Боится, что в приступе бешенства я могу и её ненароком задеть? Я встаю и иду в сторону своего автомобиля, закуривая на ходу.

День безнадёжно испорчен. От злости даже пальцы рук потряхивает. Сажусь за руль и бездумно катаюсь по городу, до тех пор, пока не темнеет. Не могу найти себе место и заглушить мысли, раздирающие голову на части. Потом, плюнув на всё, направляю автомобиль туда, где мне будет спокойнее или что вернее, станет ещё хуже.

Выкинуть Снежинку из головы было навязчивой идеей, но ещё навязчивее оказалось желание находиться рядом. Так что последнюю неделю я наблюдал за ней издалека. Наблюдал и всё-таки, блядь, выяснил, где она живёт на самом деле.

Я топчусь возле подъезда, дожидаясь кого-нибудь из жильцов. Когда подходит женщина, наобум называю номер квартиры, уточняя, там ли живёт Тахирова Снежана. Женщина поправляет меня. Я благодарю её и захожу в подъезд, устраиваюсь на лестничном пролёте между этажами, закуриваю и жду…

Глава 17. Снежана

С недавних пор мне кажется, что все пустые аудитории ехидно ухмыляются в лицо, подкидывая картину одну другой горячее. Да-да, Снежана. Вот точно у такой же стены… Я отмахиваюсь от подобных мыслей, тщательно отгораживаюсь от них хлипкими заслонами, будто оттого, что я усердно буду воротить от них свой нос, произошедшее растает дымкой в воздухе. Так, словно ничего и не было. Было, ещё как было! Жадно, горячо и нетерпимо хорошо. Если отмести в сторону все прочие аспекты и оставить одно чистое удовольствие, расползающееся жидким огнём по венам, то так хорошо не было ещё ни разу. Чёрт… Это же ненормально? Что нас связывает с этим сумасбродом? Поправляю себя. Уже ничего. Бесов получил что хотел, и плавно свалил в закат не появляясь. Ни звонков, ни СМС, ни дежурств у выхода из университета.