Зимовка сближает людей. Или же подводит черту в их отношениях. Нам неизвестно, были ли во время зимовки новые стычки между Толлем и Коломейцевым. Дневник Толля впервые был опубликован в 1909 году в Берлине на немецком языке (язык оригинала). Готовя его к печати, Эммелина Толль, вдова путешественника, оговаривалась, что она опустила некоторые «не заслуживающие внимания мелочи совместной жизни членов экспедиции».[115] «Мелочей» в дневнике осталось вполне достаточно. Но, как видно, тщательно вымарано всё, что касалось конфликта с Коломейцевым. Колчак, писавший обо всём без утайки, довёл изложение в «полярной записке» только до прихода «Зари» в бухту Диксона. Известно, однако, что Толль, вопреки субординации, нередко давал поручения матросам через голову командира корабля, а Коломейцев был этим недоволен.[116]

В середине ноября у Толля возник план разрешения угольного вопроса путём посылки Коломейцева на материк для организации угольных баз в гавани Диксона и на острове Котельном. «Лейтенант Коломейцев в смысле распорядительности, опыта, приобретённого им во время плавания по Енисею в 1893 году, прекрасно подходит для этой миссии…» – писал Толль в дневнике, словно перед кем-то оправдываясь. Угольная база на Диксоне была нужна разве что для обратного плавания. По-видимому, Толль уже тогда оставил мысль пройти через Берингов пролив и собирался повернуть назад после открытия Земли Санникова. Что же касается угольной базы на Котельном, то устройство таковой было крайне проблематичным, и Толль, конечно, это понимал. В спутники Коломейцеву Толль определил Расторгуева, своего давнего знакомого, которым тоже не был доволен: он вдруг запросился в отпуск.[117]

Коломейцев выслушал начальника экспедиции, не моргнув глазом и не выразив никаких чувств. Расторгуев же выглядел растерянным и обиженным: он вовсе не собирался в отпуск сейчас, когда экспедиция забралась так далеко на север. Он рассчитывал расстаться с ней позднее, когда «Заря» подойдёт ближе к человеческому жилью. Теперь же им, по словам Толля, предстояло преодолеть расстояние около 550 километров по безлюдной тундре (фактически потом оказалось больше).

Коломейцев и Расторгуев отправились в путь 21 января 1901 года – немного раньше появления солнца. Коломейцев попрощался с командой, передал корабль Матисену, обнял товарищей, обменялся рукопожатием с Толлем, захватил почту, и нарты тронулись. Предполагалось по океанскому побережью достичь устья реки Таймыры и по её руслу пройти через полуостров.[118]

Коломейцев и Расторгуев вернулись 3 февраля. Подвёл пустяк: в примусе засорился канал, прочистить который можно было только специальной иглой, которую забыли захватить. А без примуса нельзя было ни вскипятить чай, ни приготовить пищу из концентратов или дичи.

Переждав разыгравшуюся пургу, Коломейцев и Расторгуев уехали 20 февраля. Толль на этот раз попрощался только с Расторгуевым, который, жалобно на него посмотрев, попросил, в случае его гибели, переслать небольшой пакет его близким в Якутск. «Хорошо, – шутливо сказал Толль, – а если я погибну, то прошу тебя переслать мой пакет в Дерпт». После отбытия Коломейцева и Расторгуева Толль, однако, заметил несколько подавленное настроение у членов экспедиции, особенно у офицеров.

18 марта, к величайшему неудовольствию Толля, оба снова вернулись. Реки Таймыры не оказалось на том месте, где она была обозначена на карте. Путники пошли было по другой реке, которую приняли за Таймыру, но очень скоро подошли к её истокам. Свирепствовала пурга, путешествие было трудным и опасным. Коломейцев и Расторгуев едва не погибли от нехватки продовольствия и собачьего корма.[119]

Между Толлем и Коломейцевым состоялся длительный и нелёгкий разговор, оказавшийся безрезультатным. Доктору Вальтеру пришлось взять на себя роль посредника, хотя после недавнего желудочного расстройства он чувствовал себя неважно. Доктор сообщил, что Коломейцев предлагает идти другим путём, более известным и надёжным. Толль считал этот путь длиннее, но не стал возражать. Отпраздновав Пасху на «Заре», Коломейцев и Расторгуев выступили 5 апреля. С Расторгуева Толль взял обещание присоединиться летом к вспомогательной партии Воллосовича, а затем вернуться на «Зарю».

В мае 1901 года, преодолев 768 вёрст по таймырской тундре, Коломейцев и Расторгуев добрались до Дудинки. На всём протяжении пути Коломейцев вёл маршрутную съёмку, которая внесла существенные изменения в карту Таймырского полуострова.[120]

Западное побережье Таймыра казалось местом довольно изученным, но по ходу зимовки обнаруживались всё новые загадки. С одной из них столкнулся Коломейцев: где устье Таймыры? Другая возникла как бы сама собою.

Однажды в конце осени зимовщики поехали на один из островов измерять глетчер. Вдруг собаки сорвались с привязи и вместе с нартами куда-то умчались. Каюры, бросившиеся вдогонку, заметили вдалеке стадо оленей. Собаки вернулись, но остались вопросы: почему олени всё ещё не откочевали на юг? Или они как раз туда и перебираются откуда-то с севера? Толль вспомнил одинокого оленя, которого они с Колчаком видели близ фиорда Гафнера, и куропатку, вспорхнувшую с заложенного склада. А в книге Норденшельда «Плавание на „Веге“» его поразило замечание о том, что у мыса Челюскин путешественники видели стаи птиц, летевших с севера на юг, покинув какую-то неизвестную землю.[121]

23 февраля 1901 года по распоряжению Толля лейтенант Матисен и каюр Стрижев отправились в разведку на север. Матисен, как всегда, был весел, а Стрижев вообще отличался жизнерадостным нравом. Толль невольно противопоставил их паре Коломейцев – Расторгуев.

Матисен и Стрижев вернулись через две недели. Оба выглядели весёлыми и довольными. Они прошли на север через архипелаг Норденшельда до 77 градуса. Затем почему-то повернули на запад, наткнулись на торосы и вдруг обнаружили, что собачий корм на исходе. Стрижев, как видно, кормил собак сверх нормы, чтобы поскорее вернуться.

Если бы с крайней северной точки своего путешествия Матисен и Стрижев повернули на северо-восток, то примерно через 150 километров они увидели бы большой остров. Ныне он известен как остров Большевик. Б. А. Вилькицкий, в 1913 году первым подошедший к его берегам, назвал его островом Цесаревича Алексея. Если бы Матисен и Стрижев продолжили своё движение строго на север, примерно через 225 километров они наткнулись бы на остров Октябрьской Революции, как именуется он ныне. Вилькицкий назвал его Землёй Николая П. В Арктике очень многое переименовано.