Остолбенело посмотрев ей вслед, он несвязно выругался и тронул автомобиль с места. Что это с ней такое? То она ведет себя как вполне адекватный человек, а то откалывает подобные номера. Когда это он любил ее? Что за чушь? И это дурацкое требование что-то там вспомнить! У него никогда не бывало провалов в памяти!

Что ж, сомнений нет, перед ним одна из тех психопаток, что верят в переселение душ, то бишь реинкарнацию, и совершенно уверены, что первый же мужчина, похожий на приснившегося им во сне, предназначен судьбой. Поль пожалел о своем недальновидном обещании, ни к чему доброму эта встреча не приведет.

К тому же, если об этом узнает Элен, а она вполне может узнать, ведь кругом папарацци и уйма любопытных глаз, то будет и вовсе неприятно. Но, с другой стороны, он вполне может поговорить с этой особой, как там ее — Николь? Лорен? — похоже, она сама запуталась в собственных именах, — не выходя из отеля. Наверняка там есть небольшой ресторанчик или кафе, где можно будет без проблем выслушать бредни этой несчастной и распрощаться с ней навсегда.

Главное — не поддаваться сочувствию и не жалеть ее. Такие особы умеют пользоваться слабостью своих собеседников. Успокоившись, Поль, чуть слышно насвистывая, принялся планировать предстоящий с Элен вечер.

…Голова у Лорен болела нестерпимо. Лед, вытащенный из холодильника, давно растаял, в мозгу будто засел безжалостный нетерпеливый дятел, выполняющий одну задачу — свести ее с ума. От боли она начала всерьез думать, что все ее воспоминания — всего лишь бред ее больного мозга.

Этот великолепный мужчина не помнит ее, и не значит ли это, что все эти перевоплощения всего лишь ее выдумки? Бывают же странные видения у людей, чей мозг лишен кислорода? И не то же ли самое происходит с ней? Нет, ей не Поля надо убеждать, что она его любимая, безвременно погибшая жена, а идти к врачу, причем к психиатру.

Тогда эти изнурительные, разрывающие ее изнутри видения просто исчезнут, и она будет жить так же, как и жила до приезда в замок Филдинга. Эта мысль так завязла в ее сознании, что она твердо пообещала себе: если Поль ее так и не вспомнит, она непременно по возвращении в Лондон обратится к врачу. И снова станет нормальным человеком.

После полуночи мигрень несколько ослабела, и Лорен, спотыкаясь, побрела в ванную, чтобы принять контрастный душ. Иногда это помогало, а иногда — нет. Системы в этом не было. Но сейчас, на ее счастье, душ помог, и в постель она легла уже в более-менее нормальном состоянии.

Сон настиг ее почти сразу, и тут же пронзил животным ужасом — она ничего не видела, но почему-то твердо знала, что это их воплощение — последнее, что оно — исключение из правил и, если Поль ничего не вспомнит и откажется от нее, им больше не встретиться никогда. Это было так страшно, что она рывком села на кровати, протягивая перед собой руки, будто пытаясь обнять ускользающего от нее любимого.

До четверга жизнь прошла так неощутимо, так бесцветно, что Лорен порой казалось, что она попала в невидимую со стороны стеклянную колбу. Она всё слышала, всё понимала, но чувства застыли, как стоячая вода, и никакие прелести Парижа ее не трогали.

Как обычная туристка, она побывала на самом верху Эйфелевой башни, побродила вокруг Триумфальной арки, почти день провела в Нотр-Дам-Де-Пари, любуясь его химерами, витражами и роскошным внутренним убранством. Везде было дивно хорошо, и нигде она не вышла из того сомнамбулического состояния, которое овладело ею в ночь на понедельник. Ничего не болело и ничего не хотелось. Она понимала, что это стресс, но ей очень нравилось это ни к чему не обязывающее ощущение. Оно не предполагало ни боли, ни желаний, что само по себе уже было прекрасно.

Но с утра в четверг это блаженное состояние стало таять, как легкая летняя дымка, и, чем ближе приближался вечер, тем быстрее. На его место приходил удручающий голод души. Одиночество, такое безнадежное и беспросветное, что даже мысли в голове замирали, завладело ею целиком.

Ей не хотелось двигаться, не хотелось говорить. Но в шесть часов, понимая, что это последняя попытка пробиться к тому Полю, которого она знала и безумно любила, Лорен постаралась принять как можно более достойный вид, надев строгий костюм с белоснежной блузкой и закрепив волосы в тугой пучок на затылке. Ожидая Поля, села в коридоре у окна, выходящего на улицу. Из него хорошо были видны все машины, подъезжающие к гостинице, и выходившие из нее посетители.

Лорен нервно вздрагивала при появлении каждой очередной машины и горестно вздыхала, не увидев того, кого ждала.

Дюмон подъехал ровно в семь, как и обещал. Учитывая бесконечные парижские пробки, это была нечеловеческая точность. Выйдя из машины, он внимательно посмотрел по сторонам и, закрыв машину, быстрыми шагами двинулся в гостиницу.

Лорен стремительно побежала по лестнице ему навстречу, вся охваченная трепетом и сомнениями. Внизу он что-то тихо спросил у сидящего за конфоркой у входа молодого человека с золотой серьгой в ухе, исполняющего обязанности портье. Завидев девушку, окинул ее быстрым взором, слегка поклонился и суховато спросил:

— Куда мы отправимся?

Голос у него был усталым, и Лорен с сочувствием посмотрела на него. На Дюмоне был серый деловой костюм и кремовая рубашка в тонкую полоску. От него веяло большими деньгами и большими возможностями. Дюмон был так же неколебимо уверен в себе, как и де Мариньи. Но на этом внешнее сходство и кончалось. Де Мариньи никогда не смотрел на нее таким бесстрастным взглядом, от которого у нее начали неметь кончики пальцев на руках.

Стараясь не реагировать на ее так умилявшую его бледность, Дюмон предложил:

— При гостинице есть кафе, может быть, нам стоит посидеть там?

И насторожился в ожидании ответа. Если она воспротивится, сразу станет ясно, она желает скандала, чтобы или прославиться, или привести к разрыву его отношения с Элен. Дюмон с изучающим прищуром смотрел на Лорен, ожидая ответа. Но она с явным облегчением согласилась:

— Да, конечно, это было бы лучше всего.

Одобрительно кивнув головой, он подал ей руку, и они отправились по небольшому коридору вглубь здания, откуда доносились аппетитные ароматы. Идя рядом, Лорен чувствовала исходящее от него тепло и даже прикрыла глаза, вспоминая, как это бывало прежде.

Но де Мариньи никогда не шел рядом с ней так холодно и отстраненно. Он всегда держал ее за руку, нашептывая на ухо что-нибудь смешное, отчего она невольно улыбалась, одновременно стараясь сохранить безучастный вид, потому что боялась привлекать к себе внимание окружающих.

Усадив Лорен за столик поодаль от окна, Поль снова огляделся в поисках назойливых папарацци. Но в зале нежно ворковало несколько влюбленных парочек, занятых собой и не обращающих внимания на окружающих, и он успокоился.

Взглянув на бледное лицо спутницы, вспомнил о хороших манерах и поинтересовался:

— Как вы провели эти дни?

— Так, как и положено туристке — осматривала все парижские достопримечательности подряд.