Лорен сочувственно провела рукой по его лицу. На его коже уже пробилась щетина и колола ей пальцы. Это тоже было так знакомо, что она прерывисто вздохнула. Но тут же вспомнила, что не принимала душ вот уже двое суток. Сконфузившись, робко попросила:

— Ты не против, если я приму ванну?

С неопределенным смешком он выпрямился на кровати.

— Хорошо, но только недолго. Долго мне не выдержать.

Тонкая ткань его плавок не скрывала крайнего возбуждения, и Лорен лишь согласно кивнула головой. Забравшись в ванну, быстро ополоснулась и, вымыв волосы, вышла в комнату, завернувшись в огромное банное полотенце.

Смущаясь и стараясь не глядеть на обнаженное тело сидевшего в кресле Поля, подошла к зеркалу и принялась суетливо сушить феном мокрые волосы. Мягким движением поднявшись на ноги, он подошел к ней сзади и вместе с ней заглянул в зеркало. Их взгляды пересеклись в глубине серебристого стекла, и Лорен вздрогнула от воспоминания.

Поль обхватил ее за талию и привлек к себе.

— Да, это уже было. Но для нас с тобой — как в первый раз. Мы не повторяем уже прожитые жизни, а живем внове. И я люблю тебя так же сильно, как и прежде, но вместе с тем по-новому.

Он приподнял ее и привлек к себе. Прижавшись спиной к его груди, Лорен повернула голову и нежно потерлась лбом о его шею, будто о чем-то прося. Заметив нервный румянец на ее щеках, Поль понял это по-своему и попросил:

— Если у тебя кто-то был, скажи мне, это не страшно. Я всё пойму. У меня тоже были женщины в те времена, когда я тебя не помнил.

Лорен отрицательно покачала головой.

— Нет, у меня никого не было.

Застонав, Поль резко подхватил ее на руки, потеряв при этом укрывающее ее полотенце и, словно подрубленный, упал вместе с ней на мягкую постель. Уткнувшись лицом в ее оголенное плечо, что-то прошептал. Она почувствовала влагу на шее и поняла, что это значит. Ей захотелось сказать ему что-то очень нежное, важное, и она произнесла то, что он говорил ей когда-то в их брачную ночь:

— Je toi aime.[1]— Она сказала это на его родном языке, и он немедленно откликнулся, повторив то, ради чего умер когда-то:

— Et je toi. Infimi. Pour touj ours.[2]