Ждать пришлось недолго. Рамина вскоре вернулась с ворохом шкур и… костей. С поклоном она положила принесенное у ног Калина и в той же манере удалилась. Мальчик скептически скосил глаза на людоедский костюмчик и полез чесать затылок с несчастным выражение на лице.

– Дело было вечером, кушать было нечего, – пробормотал он сам себе, до боли вцепившись пятерней в волосы. – Твою же мать…

Одевать ЭТО на себя не хотелось, но теперь у него даже грязных вещей не осталось. Рамина забрала их и унесла.

Скрепя душу и сердце, Калин облачился в принесенное: плотные штаны, сшитые из чьей-то кожи (Калин в душе очень надеялся, что не из человеческой), такого же пошива безрукавка. Кусок меха с тесемками – такой же «воротник» он видел у дочки вождя, которую пророчили ему в невесты. Вспомнив, как эта пушистая штука крепилась на девушке, повязал ее на себя, перекинув через правое плечо. На левое же ремнями пристегнул наплечник, довольно симпатичный, сделанный из черепа собаковидного мутанта. Наручи и поножи из очень плотной толстой кожи с пришитыми продольными костяшками.

«Довольно недурная защита», – оценил он этот элемент своего нового «прикида». А вот обуви не предусматривалось. Ну да, как он успел заметить, даже вождь ходил босоногий. Видать обувка тут не в чести. Пошлепав босыми ногами по влажному еще полу, Калин развернулся к охранникам, собираясь отпустить грубую шуточку, но как открыл рот, так и закрыл его. Все четверо бойцов стояли перед ним в рядок по стойке смирно, явно отдавая честь, но руку они держали не у виска, как принято у современников мальчика, а на голове, прикрывая ладонью с растопыренными пальцами макушку. Это потом Калин узнал, почему они так отдают честь старшим по званию, а сейчас сильно удивился увиденному, ну и рассмеялся от столь нелепой картины.

И вновь явился вождь в сопровождении Хузара, хмурой дочери, на которую пал выбор отца, и толпы разукрашенных собратьев, в данный момент работающих носильщиками неизвестного Калину приспособления, отдаленно напоминающее крест, или скорее, самолет, если судить по расположению и форме «крыльев». Следом тащили еще несколько непонятных мальчику деталей и тяжелые на вид корзины. Замыкал процессию длинный, словно жердь, обряженный в жуткое существо мужчина. Пока вождь вальяжно располагался в своем троне, тихо ведя беседу с Хузаром, а избранница, как и в прошлый раз, встав у правой руки отца, вновь принялась сверлить Калина многообещающим злобным взглядом, народ спешно суетился, повинуясь молчаливым жестам «чудовища». Калин, как только заметил Вождя, тут же поднялся на ноги во избежание лишних болевых ощущений и внимательно наблюдал за происходящим. На ровном полу рисовали круги, один в другом, перекрещивая их краями, следом изобразили символы, возможно местная письменность, у края каждого пересечения установили человеческий череп со свечой, вставленной в пробитое отверстие чьей-то бывшей головы, а в самом центре всего этого художества собиралась конструкция из принесенных деталей. Калин сообразил, что все это затевается в его честь и, глядя на вырисовывающееся с каждой минутой ритуальное ложе для человеческого тела, молился, чтобы то был не жертвенник и не пыточный агрегат. Чуть в стороне от проводимых работ «Длинный» – видимо это был шаман – уже подвывал горловым пением жуткий мотивчик, вводя себя в транс. У края каждого кольца положили по кучке предметов, состоящих из костей, ножа и небольших глиняных горшочков. Закончив приготовления, «работники», согнувшись в поклоне, пятясь, отошли к стенам и замерли там, будто статуи. Шаман, набрав обороты своей горловой мантры, из легкого раскачивания перешел к более активным действиям. Он кружился и прыгал вокруг сооруженной на полу композиции, удивительным образом ничего не сшибая и даже не наступая на линии, присыпанные белым порошком. В руках его, казалось, пустых, что-то сверкнуло, и сквозь костяные лапы с когтями, наложенные поверх его кистей, заструился дымок. Меченые у стен благоговейно взвыли, вскинув кверху руки, и разом плюхнулись на колени, уперев в пол лысые, выкрашенные белой краской с продольной красной полосой головы.

Липкий холодный пот пробил Калина по всей спине. Он зябко передернул плечами.

Шаман все кружил, прыгая молодым козлом и размахивая когтистыми «крыльями», иногда взвизгивая, переходил с горловых утробных звуков на почти фальцет. Вскоре все свечи горели, а горшки дымились. Каким образом это вышло, Калин так и не заметил. Понятно, что тот их поджег во время своего танца, но когда успел, углядеть момента не получилось. Подпалив последнюю свечу, шаман упал на колени, взывая к предкам – это Калин понял из слов, произнесенных нараспев – и попросил у них разрешения на обряд. Зажженные свечи, практически одновременно раздавшись искрами подобно бенгальским огням, полыхнули. Теперь на коленях стояли все. Даже вождь. Ощутив несильный тычок под ребра, мальчик заметил, как один из его охранников снизу жестами показывает встать на колени.

Калин тихонько опустился на четвереньки, продолжая наблюдать за тем, что происходит, из-под бровей. Как только пламя стихло, и вождь вернул свое седалище на прежнее место, Хузар, поднявшись на ноги, подошел к шаману. Тот принялся скакать вокруг воина, окуривая его дымом, струящимся из-под «костюма», и распевая горловую мантру. Одна из свечей, самая ближняя к малому кольцу, расположенному по центру, зашипела и потухла, оставив лишь тоненькую струйку светлого дыма.

– Предки одобряют твое покровительство над этим мальчиком, – хрипло прокаркал шаман, обращаясь к Хузару. – Да будет воля их исполнена! – с этими словами он пальцем нарисовал крючковатый символ на лбу воина.

Знак получился черный, как от угля или сажи. В руках у колдуна по-прежнему вроде как ничего не было. После нанесения рисунка Хузар взял два глиняных горшка и с ними в руках подошел к клетке с мальчиком. Поставил на пол у своих ног.

Калин стоял неподвижно, ровно, стараясь не показывать страха. А страшно было так, что аж все внутренности сжались, завязавшись в узел. Странно, но впервые за все время его нож не отреагировал на приближение Хузара. Может, потому что на этот раз опасности не было? Или кукри «сдох» окончательно? Калин положил свою ладонь на рукоять.

– Я привел тебя в наш клан и поэтому держу за тебя ответ, – громко, так, что отдалось эхом, произнес Хузар, отмыкая клеть. Распахнул настежь дверь. – Предки одобрили и дали разрешение на проведение обряда принятия тебя в клан Ковчега, под крыло Великого Лексия!

Достав свой нож из-за пояса, он полоснул себе ладонь и протянул ее в сторону мальчика.

– Я принимаю тебя в кровные родичи и привожу в новую жизнь. Кровь от крови! – гаркнул Хузар, гордо задрав подбородок.

– Кровь от крови! – хором повторили все присутствующие в зале.

– Родись! Родись! Родись! – повторяла толпа монотонно.

Калин растерялся. Он не знал, что ему делать в сложившийся ситуации, как поступить.

«Лучше быть просто пленником, чем встать перед подобным выбором», – думал он, до боли закусив нижнюю губу и глядя, как с протянутой к нему руки людоеда стекает кровь, капая на пыльный пол у ног. На миг представил, как он, достав свой верный кукри, убивает этого Хузара, потом ломится изо всех сил к выходу, тут же отбросил эту идею, поняв, что проще самому зарезаться, чем сейчас пытаться отсюда сбежать.