Дом Азизуллы был огромным по сравнению с домом Бардари. Шекиба была искренне удивлена, узнав, что в нем живет всего одна семья — Азизулла с женой и детьми. Дом достался ему от отца, по деревенским меркам Азизулла считался человеком зажиточным. Он занимался торговлей: покупал и продавал все, что могло представлять хоть какую-то ценность. Кроме того, Азизулла занимался ростовщичеством. Он знал, чем и как живет каждый из обитателей деревни. Но гораздо важнее было то, что все хорошо знали его. Кроме того, благодаря двум старшим братьям Азизулла имел обширные связи в правительстве и среди военных.

Хозяин сам вышел на стук и открыл гостям ворота. Мужчины пожали руки и обменялись традиционными приветствиями. Шекиба смирно стояла позади дяди, ощущая себя невидимкой.

Азизулла — крупный мужчина лет тридцати пяти, с глубоко посаженными темными глазами и окладистой черной бородой, заботливо подстриженной и расчесанной, — был одет чисто и аккуратно, его руки тоже выглядели чистыми и ухоженными.

«Он не похож на человека, которому приходится много работать», — подумала Шекиба.

— Пожалуйста, проходи, Залим-джан, — пригласил Азизулла дядю Шекибы. — Пойдем в дом, выпьем чаю.

Залим принял приглашение и двинулся вслед за хозяином. Шекиба осталась стоять у ворот, не зная, что ей следует делать. Лишь когда дядя обернулся и коротко кивнул, она осмелилась войти во двор и окинуть взглядом свое новое жилище. Мужчины вошли внутрь, но Шекиба решила, что ей лучше остаться снаружи у входа. Она стояла, прислонившись к стене. Теперь ее голова поникла, а спина начала ныть в том месте, где по ней прошлась клюка бабушки. И вновь скрытое под паранджой лицо девушки исказила кривая усмешка. Прошло минут двадцать, прежде чем Шекибу позвали в дом.

— Это Шекиба, Азизулла-джан. Как мы и говорили, она отлично умеет работать по дому. Уверен, твоя жена останется довольна.

— Залим-джан, мы живем в этой деревне не первый год и прекрасно знаем, что представляет собой Шекиба-шола. Я наслышан о ее ужасных шрамах, но хочу своими глазами увидеть, кого собираюсь взять в дом. Скажи своей племяннице, пусть откроет лицо.

Дядя Залим повернулся к Шекибе и коротко кивнул. В его взгляде читалось предостережение: только попробуй что-нибудь выкинуть. Шекиба собралась с силами, сделала глубокий вдох и подняла паранджу.

Сначала Азизулла увидел правую сторону лица Шекибы. Изящно очерченная скула, смуглая матовая кожа — гладкая и нежная. Высокая тонкая бровь над темным глазом с пушистыми ресницами. Чудовище, о котором знала вся деревня, оказалось красавицей. Но лишь наполовину.

Шекиба повернулась левым боком. Она нарочно поворачивалась медленно, постепенно открывая изуродованную часть лица. Заранее предвидя реакцию Азизуллы, она затаила дыхание. Шекибе только сейчас пришло в голову, что ее уродство может вызвать у хозяина дома такое отвращение, что он отправит ее обратно к бабушке.

Брови Азизуллы сошлись на переносице.

— Да, впечатляет. Ну… не важно. Для наших целей ее внешность несущественна.

«Несущественна?»

— Других заболеваний у нее нет? Говорить она умеет?

— Конечно, Азизулла-джан, в остальном она совершенно здорова. Говорить умеет, но не болтлива, так что тебе она не доставит хлопот. Содержать ее в доме необременительно, а польза от нее несомненна.

Азизулла задумчиво поглаживал свою густую бороду. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы принять окончательное решение:

— Хорошо, пускай остается.

— Я рад, Азизулла-джан, что ты смотришь на это дело подобным образом. Воистину, ты человек большого ума и щедрого сердца, да продлит Аллах твои дни.

— И тебе, Залим-джан, благополучия и долгих лет жизни.

— Благодарю. Моя мать также шлет наилучшие пожелания тебе и твоей жене. Надеюсь, отныне мы можем считать, что долг выплачен?

Дядя Залим изъяснялся с такой изысканной вежливостью, что Шекиба ушам своим не верила — неужели это говорит один из ее родственников?

— Можем считать, да. До тех пор, пока она исправно работает в моем доме.

Шекиба работала исправно. Поначалу из страха, что ее отправят обратно. Но вскоре она поняла, что здесь к ней относятся совсем иначе, чем у Бардари.

Как только дядя Залим ушел, Азизулла позвал в гостиную жену, Марджан.

— Это Шекиба. Ее семья говорит, что она отлично управляется с хозяйством и может делать даже тяжелую мужскую работу. Введи ее в курс дела, чтобы Шекиба могла приступить к своим обязанностям. Посмотрим, соответствует ли она данным рекомендациям.

Марджан окинула Шекибу внимательным взглядом. Увидев изуродованное лицо девушки, она вздрогнула и не смогла сдержать испуганного возгласа. Жена Азизуллы была доброй женщиной и мгновенно прониклась жалостью к Шекибе.

— О небеса, бедная девочка! Как ужасно! — сокрушенно цокая языком, сказала Марджан. Впрочем, она быстро пришла в себя и добавила, вытирая перепачканные мукой руки о край фартука: — Ну что же, пойдем на кухню, я как раз замесила тесто.

На вид хозяйке было лет тридцать. Шекиба подумала, что своего первого ребенка Марджан родила примерно в ее возрасте.

— Это наша спальня, там дальше еще комнаты, — идя по коридору, махнула рукой Марджан, — а вот здесь у нас кухня. — Шекиба робко переступила порог кухни. — О небеса, погляди на себя, какие у тебя узкие бедра! — вдруг ни с того ни с сего воскликнула Марджан. — Как же ты будешь рожать?

Улыбка, с которой она смотрела на Шекибу, была широкой и доброй. Вероятно, с каждым новым ребенком эта улыбка становилась чуть шире. Но замечание Марджан удивило Шекибу. Никто и никогда не говорил ей о возможности стать матерью — никогда, даже в насмешку. Шекиба почувствовала, как краска заливает правую половину лица, и опустила голову.

— О, ты смущена! — всплеснула руками Марджан. — Как мило! Ну ладно, за дело. Мы тут болтаем, а у нас работы непочатый край.

Она рассказала, что именно Шекибе предстоит делать по дому. Список обязанностей оказался довольно длинным, но Марджан перечисляла их без того высокомерия, с которым обычно обращались к Шекибе ее тетки. Хотя в этот дом ее отдали в качестве работницы, Шекиба вдруг осознала, что для нее сделка Бардари с Азизуллой стала освобождением, и поймала себя на том, что улыбается во весь рот.

У Азизуллы и Марджан было четверо детей. Первой, с кем познакомилась Шекиба, была младшая девочка — Манижа. Черными кудрями, обрамлявшими розовые щеки, и выразительными глазами, подведенными кохлем,[12] малышка напомнила Шекибе сестренку — их певчую птичку Бюльбюль. Манижа, цепляясь за юбку матери, выглядывала из-за ее ноги и с интересом рассматривала нового для нее человека. Шекиба вспомнила, как точно так же цеплялась за маму-джан Акила. Марджан и Шекиба уселись за стол и быстро раскатали готовое