– Ну ты гигант! – сказал Гоша с неподдельным уважением.

– Да ну, я себя чувствую какой-то авантюристкой. Всех за нос вожу, везде вру.

– Забей. Это поступок с большой буквы, понимаешь? А где этот магазин?

– На «Марксистской».

Гоша потеребил себя за нос:

– Может, и мне туда съездить? Мне нужен спортивный костюм для физры. Вдруг там найдется подходящий?

Платья в магазине были одно лучше другого – глаза так и разбегались. Взять красное с серым? Черное с золотом? Нет, лучше бирюзовое! Маша перевернула бирку. «10.000» – было выведено на ценнике. Она принялась шарить по всем вешалками, уже не обращая внимания на цвета и фасоны – смотрела только бирки. Но ничего дешевле, чем за восемь тысяч, не нашарила. Реальные платья оказались куда дороже виртуальных…

Тут Гоша замахал из соседнего зала:

– Сюда!

И с торжеством ткнул в серебристо-синее платье, которое непонятно как затесалось на вешалку с теннисными шортами. На ценнике значилось «5.500».

Маша обратилась к девушке, у которой на блузке болтался бейджик «продавец-консультант»:

– Какие есть размеры?

– Оно единственное, – равнодушно ответила девушка. – Последнее осталось.

Маша зашла в примерочную. Платье было впору. Может быть, чуть-чуть маловато, зато однозначно ей шло.

Ей ни с того ни с сего захотелось выйти из примерочной и показаться Гоше. Она мигом себя одернула: это слишком смахивало бы на «жениха и невесту», как их дразнили в первом классе. Жених водит невесту по магазинам, чтобы она выбирала себе приданое…

– Годится? – спросил он, когда Маша, уже в обычной одежде, показалась из-за шторки.

– Ага! Как родное! А ты себе форму нашел?

– Тут ничего такого нет, – сказал Гоша.

– О-о-ой, как жаль, зря проехался.

– Ну, вообще-то, у меня все равно денег с собой не было, а форма нужна только к маю или к концу апреля, когда физра будет на улице… – Он в шутку принял оскорбленный вид: – Значит, говоришь, я зря проехался? – и показал головой на платье.

– Не зря, – признала Маша с улыбкой. – Спасибо тебе!

Дома еще раз примерила платье, полюбовалась на себя в зеркале. Потом распахнула шкаф, выудила из самого низа припрятанный под джинсами и свитерами старый школьный рюкзак. В него Маша заранее собрала все, что надо брать с собой на соревнования, по списку, выданному Волковым: запасные шнурки и косметический набор, нитку с иголкой и диск с музыкой для программы, заколки и лак для волос. Не хватало только платья. Она бережно уложила серебристо-синий сверток поверх мелочовки. Сняла с полки над письменным столом стеклянную танцовщицу – Гошин подарок. «Будет моим талисманом», – решила Маша и сунула фигурку в рюкзак.

К концу третьей и началу четвертой четверти Маша с головой окунулась в подготовку к «Хрустальному коньку».

Сергей Васильевич учил с ней программу, в которой стояли всего два тройных прыжка: тулуп и сальхов. Комбинации вращений средней трудности. Заурядные спирали без усложнений. Дорожки шагов, мало чем отличавшиеся от тех, что разучивались для сдачи первого спортивного разряда. Словом, программа состояла из старья, которое Маша прошла давным-давно, еще с Тамарой Витальевной. Ничем новым в ней и не пахло. И в то же время новым было все. Сергей Васильевич разобрал освоенные Машей элементы на песчинки и каждую из них методично раздраконил.

– В тебя въелись приемы, которые сослужили бы тебе плохую службу: через год-другой уперлась бы в технический потолок – и привет, остановка роста! Их надо сровнять с землей, заново распахать поле, пройтись по нему бороной, удобрить и только после этого сеять что-то новое, – толковал он. – Будем танцевать от печки!

Маша согласно кивала, но ее ноги и руки таким «танцам» решительно противились и даже объявляли бойкот. Не так-то просто было втолковать им про «технический потолок»: они цепко держались въевшихся приемов, и привычные элементы вытанцовывались по-новому со скрипом. Маша стискивала зубы, чтобы не впасть в отчаяние. Шутка ли – столько лет учебы, считай, прошли впустую, ухнули в никуда…

Программу для «Хрустального конька» гоняли на каждой тренировке, и с музыкой и без музыки, однако львиную долю времени Сергей Васильевич теперь транжирил на прыжки и вращения. Вернее, на подготовительные упражнения, которыми он тиранил Машу изо дня в день и которые сам величал «грунтовкой».

– Предположим, ты художник. Берешь ты холст и думаешь: «Нарисую-ка я чудесную картину маслом». Но поверхность у холста рыхлая, краску она принимает плохо, для работы неудобна. Плюс ко всему холст впитывает краски, которые его разрушают, а потом разрушаются сами. Поэтому, перед тем как писать картину, художник грунтует холст. Знаешь, каким должен быть грунт? Идеальным! Тонким, прочным и эластичным. Надежным фундаментом для краски. Если художник с грунтом схалтурит – беда. Краска начнет отслаиваться, осыпаться, линять и плесневеть. И вот берет наш художник белила, гипс или мел, добавляет масло или клеевой раствор, смешивает с медом или глицерином в строжайших пропорциях. И кропотливо покрывает грунтом холст. Эту работу никто никогда не увидит и не оценит, но без нее картине не бывать. Так и тебе, прежде чем приступать к картине, нужно загрунтовать холст, чтобы убрать его недостатки!

Недостатков был пышный букет. Группировалась Маша медленно и неплотно, разгруппировывалась то слишком рано, то слишком поздно. Начальная скорость вращения была недостаточной, а в полете, во время прыжка, Машу заносило, как грузовик на крутом повороте, – смещалась «ось вращения», которой полагалось быть строго вертикальной.

Над «грунтовкой» Маша корпела по большей части в зале. На специальном тренажере – крутящейся круглой платформе – шлифовала позиции для «троек», крюков, скобок и прочих фигур. Чтобы овладеть быстрой и плотной группировкой, подолгу воевала с амортизаторами. Разноцветные резиновые жгуты прикреплялись к стоячим опорам, походившим на рамки металлоискателя, и к обеим рукам. Желтые были легкорастяжимыми, красные и зеленые – потуже, синие – самыми неподатливыми. Стоя между рамками, Маша совершала группировку и разгруппировку, то стягивая, то отпуская амортизаторы. То же проделывала с надетыми на кисти рук утяжелителями, которые Ирина Владимировна мило именовала «браслетами», хотя смахивали они на кандалы, а упражнения с ними – на каторжные работы.

– Терпи, казак! Скоро ты приучишься создавать «вращательный удар», – подбадривал Машу Сергей Васильевич, – то есть мощный импульс, который придаешь себе в тот момент, когда группируешься для вращения или прыжка!

Не обошлось без кандалов и на льду. Нацепив их на руки и щиколотки, Маша спрыгивала с той самой подставки, которую Сергей Васильевич хранил за бортиком и которая предназначалась для тренировки выезда из прыжков. От Маши требовалось пять, десять, двадцать раз подряд приземлиться в правильной позе, сохранить равновесие и осанку.