Обогнув штык «пронзивший Санкт-Петербург», как одно время писала пресса, я снова направил машину по Невскому проспекту, но уже с другой стороны. Можно было разогнаться до сорока-пятидесяти километров в час. Но впереди ехал надраенный, словно ботинок юнги, черный Порше Кайен. Он ехал в левом ряду со скоростью инвалидной мотоколяски, и я гадал, что же там случилось.

Объезжая его по первой полосе, я увидел за рулем девушку. Она словно спала. Сидела в белоснежной шубе, облокотившись на водительскую дверь, подложив левую ладонь под щеку. Голова, прикрытая черными, как смоль, длинными распущенными волосами, спадающими на плечи, прижималась к оконному стеклу. Правая рука в черной перчатке без пальцев лежала на верхнем ободе рулевого колеса отделанного деревом.

Проезжая мимо, я посигналил.

Не поворачивая головы и продолжая дремать, она сняла руку с руля и показала мне свой черный кулак с выкинутым вверх белым средним пальцем.

«Что за напасть, — подумал я, — быть посланным девушками за один день два раза — это слишком!»

Марго, видевшая наше общение, расхохоталась.

Проблем нет, — решил я и, огорчившись, поддал газу, проскочив вперед. Затем встал перед Порше и резко нажал на тормоз. Странно, удара не последовало. Правый ряд машин продолжал двигаться как ни в чем не бывало, только водители стали отчего-то веселее и с улыбкой показывали мне знаками посмотреть, что творится позади моей машины. Мне даже показалось, что едущая за мной автомашина успела затормозить, но интуиция меня не подводила никогда. Она шептала мне: «Птичка в клетке»! Это подтверждали и проезжающие водители.

Я включил аварийку и посмотрел на Марго.

Она скривила физиономию, заведя зрачки глаз куда-то под верхние веки. Что означало: что-то сейчас будет. Наверно, здесь-то точно: всем Шрэкам — Шрэк!

Порше, словно любопытный зверь, наполовину залез под кузов моей машины, достав своим капотом задний мост. Сломав пластик тюнинга, а с ним вместе в очередной раз разбив камеру заднего вида. Черная макушка девушки периодически выглядывала из-за раздувшихся подушек безопасности. Наклоняясь, она, видимо, пыталась открыть заклинившую дверь. Я с усилием потянул за ручку и та открылась.

В то же мгновенье через образовавшуюся щель на меня обрушился град ругательств:

— Урод! Козел вонючий! Безмозглая тварь! Я из-за тебя разбила машину, гаденыш!

Я не ожидал такой большой тирады и на всякий случай отошел на пару шагов назад к своей машине, едва не споткнувшись о гряду снега на разделительной полосе.

Брюнетка в белой песцовой шубе вырвалась из кабины как снежный ураган. Жестикулируя правой рукой с расклешенным меховым рукавом. Левой рукой она прижимала к уху маленький телефон.

Я догадался, что ее ругательства не имеют ко мне никакого отношения, и являются продолжением разговора по телефону. Она мельком посмотрела на меня, и я понял, что она увидела меня впервые. Видимо тот парень в грузовике не оставил в ее памяти даже штриха.

— Подонок, что ты уставился? — закричала она уже на меня, наезжая как танк — Дай пройти! Руку! Руку подай, придурок!

Видя, как она спотыкается, я автоматически подал руку, на которую она оперлась.

— И ты подонок! — продолжала кричать дама в телефон. — Вы все такие!

Она бесновалась, погружая в снег свои длинные каблуки лайковых ботфорт. Вытягивая их и пытаясь перелезть через оставленную снегоуборочной машиной, кучу снега, преграждающую путь к пешеходной дорожке.

Я остался позади и попытался помочь ей, ухватив под локоть, но она оттолкнула меня. И внезапно обратив на меня внимание, замерла, словно увидела меня впервые, а затем стала шарить правой рукой у себя в кармане. Я уже подумал, что здесь виноваты мои глаза, и она ищет свою визитку.

Но девушка вытащила из кармана, судя по металлическому звуку, связку ключей и бросила их в меня, закричав:

— Все вы, подонки, сговорились! На…, вот, передай ему!

Я только успел уклониться. Звенящий цветной комок из цепочек и брелоков просвистел мимо, ударился о Порше и завяз в снегу. Я подобрал связку. Целая обойма сердечек висела на желтой цепочке как добыча, доставшаяся в смертельных боях.

Словно облегчив этим свой вес, она перескочила снежное препятствие и пошла по тротуару, махая левой рукой проезжающему мимо такси.

Мне оставалось только позвонить Диме и вызвать гаишников.

«Да уж, напоролся, — подумал я, а ведь была наверно спокойная добрая девочка, в куколки играла, мальчиков стеснялась!»

Эта мадам напомнила мне другую….

Я много чего не люблю, но больше всего меня раздражают те, у кого вошло в привычку гадить. Словно дворняги, старающиеся оставить после себя дерьмо именно на узкой пешеходной тропке.

Это было летом, когда я в очередной раз зарабатывал себе на жизнь. Неторопливо пристроился за красивой светлой иномаркой. Периодически из водительского окошка высовывалась тоненькая женская ручка, охваченная желтым браслетиком с часами и, стряхивала пепел с дрожавшей в пальцах сигареты прямо вниз на асфальт. Движения ее были грациозно ленивы. На остановках перед светофорами, рука просто выпадала в окно и висела так ладошкой вверх, словно просила подаяние. Из центра ее торчала сигарета с едва струящимся голубым дымком, тянущимся вверх, словно державшая ее руку веревочка.

Мне хотелось ухватить ее за эту руку и выдернуть из машины, как сорняк из грядки. А потом раскрутить и шарахнуть об асфальт, чтобы выбить из нее весь этот понт, вернуть ее к реальности. А может, это и была ее реальность, в которой она нашла себя? Единственный приемлемый для нее мир, созданный ей самой по своим правилам и закономерностям. И мне показалось, что люди потеряли нечто дорогое и единственное, что позволяло им быть вместе, жить дальше идти вперед. Время погрузило каждого в индивидуальную капсулу, стукает их поверхностями друг о друга, имитируя общение…

Ехал за ней и думал: выбросит — не выбросит?

Выбросила!

Прощальным крылом махнула ладошка, и остаток недокуренной сигареты, тлея красным угольком, улетел под колеса соседней машины.

Кто она эта девушка? Чья-то дочка? Жена? Мама? Сестренка?

Откуда взялось у нее это ложное представление об эффектности такого поведения? Искреннее заблуждение в собственной очаровательности затмевает в ней любовь и уважение к своей стране, к Питеру, в котором, быть может, она родилась. К едущим рядом водителям. К окружающим людям.

Она любит свою машину — не гадит в пепельницу? Гадит на тротуар, в мою душу и души людей, которые любят свой город! Чистота в ее пепельнице дороже чистоты улиц. Кто ее этому научил? Ведь она не родилась за рулем в машине. Значит, переняла у кого-то опыт.

Ей понравилось это движение легкой непринужденности с выбрасыванием окурка, которое она увидела в фильме, на реалити-шоу или прочитала в книге. Неужели для нее нет другого способа выразить свою элегантность? Очаровать окружающих иным способом. Мы деградируем!