Маргарет перефразировала вопрос.

– Расскажите, что изменилось в вашей жизни, пока вы служили за границей?

Сойер глубоко вздохнул:

– Я обручился за ночь до отъезда. С девушкой, которую встретил в колледже. Стефани.

– Вы были влюблены?

– Тогда думал, что да. То есть раньше я не задумывался о женитьбе. Никогда. Мой отец часто менял жен, и это казалось мне неправильным.

– Почему?

– Потому что он никогда не скорбел о моей матери. Продолжал двигаться дальше, будто ничего не произошло, будто она была никем. Разумеется, мы с братом и сестрой так не думали. Мама очень много значила для нас.

Сердце Кендалл разрывалось от признания Сойера. Неудивительно, что он был так печален и неразговорчив, когда она указала на фотографию на комоде.

– Расскажите про ваше обручение.

– Я попросил моего брата Ноя приглядывать за Стефани, пока я на службе. Он жил недалеко от нее. Думаю, я просто хотел защитить ее. Тем не менее однажды отец пригласил их поужинать в семейном особняке. Я подумал, это прекрасная идея. Несмотря на мои отношения с ним, я хотел, чтобы Стефани влилась в семью. К сожалению, тем вечером отец также пригласил нашего сводного брата Тодда.

Кендалл стало не по себе. Она уже знала, что со Стефани ничего не вышло.

– Старшего сводного брата от второго брака вашего отца. Что случилось?

Сойер пожал плечами:

– По словам Ноя, Тодд за ней ухаживал.

– Ухаживал?

– В романтическом смысле. Ной говорил, что никогда такого не видел. Они с Тоддом сильно поссорились тем вечером. Ной всегда принимал мою сторону, всегда. Он отвез Стефани домой, а потом ничего об этом не слышал и решил, что вразумил Тодда, убедил в том, что он поступает нехорошо.

– Что случилось потом?

– Ной столкнулся с ней спустя три месяца, и на ее пальце было другое обручальное кольцо. Она сняла то, что подарил ей я, и обручилась с Тоддом.

Рука Кендалл взлетела ко рту. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Неудивительно, что он так расстроился из-за ее поддельного обручального кольца. Оно много значит для него, больше, чем для среднестатистического человека.

– Почему Стефани не сказала вам?

– Думаю, не хотела меня ранить, но, в конце концов, мне все равно было очень больно. Она перестала писать много писем, как раньше, и их тон изменился, поэтому я заподозрил неладное. Однако не знал наверняка, а уже потом мне стало больно. Я приехал домой после ранения и обнаружил, насколько развалилась моя жизнь.

– Ваш собственный сводный брат.

– Да, предательство от двоих людей, которым я доверял. Подростками мы с Тоддом были близки. По крайней мере, я так думал. И конечно же никто не хочет быть брошенным.

Кендалл покачала головой, потрясенная, что кто-то способен так поступить, особенно с таким добрым и благородным человеком, как Сойер. Без сомнения, это устроил его отец.

– Эти двое действительно поженились, – продолжил Сойер. – Мой отец пригласил их на Рождество, хотя матери Тодда уже не было в живых. Мне пришлось отказаться от встречи Рождества с семьей, я просто не смог бы этого вынести.

– Ваш отец пригласил их на Рождество?

Сойер кивнул:

– Да, у него настоящий талант бить по уязвимым местам.

У Кендалл волосы встали дыбом. Он это сделал, рассказал Маргарет Шарп то, что она точно захочет напечатать. Теперь Кендалл догадывалась, почему Сойер такой отстраненный, он просто не хотел сближаться и никогда не звонил женщинам после ночи, проведенной вместе. Он не ловелас по прихоти. Таким образом он защищался, потому что его сердце разбито. Осознав это, она позволила признаться себе в том, что единственное, о чем она может сейчас думать, – утолить его боль поцелуями.

Сойер долгое время не осмеливался воскрешать в памяти эти воспоминания, но сегодня рассказал много болезненных вещей об отце. Что бы Маргарет Шарп не напечатала, тот заслужил, поскольку причинил боль сыну, и теперь Сойер имеет полное право навредить в ответ.

Кендалл, проводив Маргарет и фотографа, вернулась в зал, как всегда, очень красивая.

– Ты в порядке? – Она глядела на него широко открытыми глазами, полными беспокойства.

– Мне лучше, потому что интервью закончилось и теперь мы вдвоем.

Он должен быть честен. Сегодняшний день – сущий кошмар. Сойер хотел найти облегчение, хотя бы на пару минут сбежать от реальности. И отсрочка, которую он желал больше всего, находилась прямо перед ним. Если какая-то женщина и способна на то, чтобы заставить его потерять счет времени, так это Кендалл.

– Знаю, выдался трудный день. Непросто рассказывать подобные вещи.

– Непросто, но я поверил тебе, что это правильно. Она сложила руки перед собой, задумавшись.

– После всего что ты сказал, я поняла, почему ты был так расстроен из-за кольца. Я чувствую себя идиоткой.

Он покачал головой:

– Не стоит. Ты сделала так, как тебе было нужно, я это уважаю. Мне в любом случае нужно было…

– Понимаю, ты хочешь казаться сильным, но снять твое обручальное кольцо и надеть другое? Это жестоко. Никто не сможет обвинить тебя в том, что ты принимаешь это слишком близко к сердцу.

– Тем не менее нужно научиться отпускать это.

– Ты потрясающий. Такой сильный. Не знаю, смогла бы я оставаться такой сильной.

Он тихо рассмеялся, сильно желая взять ее за руку, обнять, прижать ближе.

– Я сильный? Это ты самый сильный, самый решительный человек, которого я встречал.

Она игриво хлопнула его по руке.

– Вовсе нет.

– Я не шучу. И в связи с этим, единственное, что я хочу сейчас сделать, – поцеловать тебя.

Он положил руки ей на талию. У Кендалл перехватило дыхание.

– Сойер.

Он знал всю ее тираду наперед.

– Я знаю, что мы договорились не продолжать. Знаю, что это неправильно, но я хочу тебя. Всякий раз, когда я рядом с тобой, это испытание, которое я с трудом выдерживаю.

Кендалл оглядела пустой зал и снова повернулась к нему. Они были одни.

А он не так уж и глуп.

– Я тоже хочу тебя, Сойер, правда. И очень сожалею насчет всего, что случилось сегодня.

Сойер прижался губами к ее шее, будто лишь для того, чтобы не слышать слов жалости. Он нуждался не в ее жалости, а в ее страсти. Ее губы приоткрылись и впустили его язык. Она тоже желала его. Приподнялась на цыпочки и прижалась к нему, он притянул ее ближе. Каким бы потрясающим ни был поцелуй, как бы Сойер ни хотел, чтобы это длилось вечно, прямо сейчас ему нужно больше ее тела и меньше одежды.