Этельфлэд уже ждала у северных ворот. Она сидела верхом на Гаст, своей белой кобыле, а под белоснежный плащ надела начищенную до блеска кольчугу. Мереваль, Осферт и Кинлэф были при ней, так же как отец Фраомар, ее капеллан и духовник.

– Сколько человек выехало из рядов язычников? – уточнила Этельфлэд.

– Одиннадцать.

– Возьми еще одного! – приказала она Меревалю.

Вместе с этим дополнительным человеком, а также с моим знаменосцем, мной, сыном и Финаном нас станет столько же, сколько выслал Рагналл.

– Захвати принца Этельстана! – велел я Меревалю.

Мереваль посмотрел на Этельфлэд, та кивнула.

– Только скажи, чтобы поспешил! – бросила она.

– Ублюдки подождут, – буркнул я, пропустив мимо ушей замечание Этельфлэд.

Этельстан уже облачился для битвы в кольчугу и шлем, поэтому ждать пришлось, только пока ему оседлают лошадь. Садясь в седло, он широко улыбнулся мне и уважительно поклонился тетке:

– Спасибо, госпожа!

– Просто помалкивай, – проворчала Этельфлэд. Потом возвысила голос: – Откройте ворота!

Громадные створки застонали и заскрипели, подаваясь наружу. Воины все еще взбегали по каменным ступеням на стены, а оба наших знаменосца миновали длинную арку. Держащий крест гусь Этельфлэд и моя волчья голова – именно на эти флаги падали лучи робкого весеннего солнца, когда мы процокали по мосту и пересекли наполненный водой ров. Потом пришпорили коней по направлению к Рагналлу и его людям, натянувшим поводья ярдах в трехстах от стен.

– Тебе туда ехать необязательно, – заметил я Этельфлэд.

– Это почему?

– Потому что там не будет ничего, кроме оскорблений.

– Думаешь, меня испугают слова?

– Думаю, он попытается задеть тебя и обидеть, – и твой гнев станет его победой.

– Наше Писание учит, что глупый наговорит много! – вставил отец Фраомар. Это был довольно приятный молодой человек, до мозга костей преданный Этельфлэд. – Так пусть убогий говорит и тем выдаст глупость свою.

Я обернулся в седле и посмотрел на стены Сестера. Их густо усеивали люди, солнце играло на остриях копий, рассредоточенных по всей длине парапета. Ров был очищен и дополнен заостренными кольями, со стен свисали знамена, большинство с изображением христианских святых. Весьма внушительные укрепления.

– Он сваляет дурака, если попытается штурмовать город, – пробормотал я.

– Тогда чего он хочет? – спросила Этельфлэд.

– Этим утром? Запугать нас, унизить, вызвать на бой.

– Мне нужно на него посмотреть, – заявила Этельфлэд. – Хочу понять, что это за человек.

– Опасный, – ответил я и поймал себя на мысли, что бессчетное число раз скакал вот так в полном боевом облачении на встречу с врагом перед битвой. Таков был ритуал. На мой взгляд, ритуал бессмысленный, он ничего не менял и не решал, но у Этельфлэд противник явно вызывал любопытство, и поэтому мы уважили Рагналла, выехав послушать его оскорбления.

Мы остановились в нескольких шагах от северян. При них было три штандарта. Самый большой принадлежал Рагналлу, с красной секирой, по бокам от него располагались знамена с плывущим по морю крови кораблем и хэстеновский череп на палке. Хэстен сидел на лошади и улыбался мне, как лучшему другу. Выглядел он старым, – впрочем, полагаю, и я тоже. Шлем его был инкрустирован серебром и украшен парой вороновых крыльев. Мерзавец явно наслаждался происходящим, в отличие от человека, на чьем знамени был изображен корабль на кровавых волнах. Это тоже был пожилой мужчина, узколицый, с седой бородой, шрамом через щеку и в превосходной работы шлеме с черным конским хвостом, ниспадавшим с гребня на спину. Окован шлем был золотом – королевский головной убор. Поверх кольчуги у воина висел крест, золотой с янтарными вставками, – свидетельство того, что это единственный христианин среди стоящих перед нами врагов. Но особенно выделял его тем утром полный ненависти взгляд, обращенный на Финана. Я посмотрел на друга и отметил, что его лицо тоже перекошено яростью. Значит, этот человек в окованном золотом шлеме и есть Коналл, брат Финана. Взаимная их неприязнь буквально висела в воздухе. Достаточно одного слова, подумалось мне, и в ход пойдут клинки.

– Карлики! – нарушил молчание великан под знаменем с красной секирой, который тронул громадного жеребца и выехал на шаг вперед.

Значит, это сам Рагналл Иварсон, морской конунг, повелитель островов и предполагаемый будущий властелин Британии. На нем были кожаные штаны, заправленные в высокие сапоги с золотыми бляхами, золотые нашлепки украшали и пояс, к которому был подвешен исполинских размеров меч. Норманн не надел ни кольчуги, ни шлема, а голый торс перехватывали крест-накрест две полосы из кожи, под которыми бугрились мускулы. Грудь у него была волосатая, а из-под зарослей выглядывали нанесенные чернилами рисунки: орлы, змеи, драконы и топоры. Изображения поднимались от живота к шее, на которой висела скрученная золотая цепь. Руки ярла были густо унизаны серебряными и золотыми браслетами в ознаменование побед, в длинные волосы вплетены золотые кольца. Лицо широкое, суровое и угрюмое, а на лбу выколот орел с распростертыми крыльями, когтистые лапы птицы помещались на скулах.

– Карлики, вы пришли, чтобы сдать свой город? – с издевкой поинтересовался он.

– У тебя есть что сказать нам? – спросила у него Этельфлэд по-датски.

– Никак это женщина в кольчуге? – Рагналл обратил вопрос ко мне, вероятно, потому, что я был самым крупным в нашей делегации, или потому, что мой боевой наряд выделялся особым блеском. – Многое довелось мне повидать, – продолжил ярл доверительным тоном. – Я видел странное сияние в северном небе. Видел корабли, затянутые водоворотом. Видел льдины размером с гору, плывущие по морю. Видел китов, разламывающих судно надвое. Видел, как огонь течет по склону, словно блевотина. Но никогда не видел женщины в кольчуге. Не та ли это особа, которая, как говорят, правит Мерсией?

– Леди Этельфлэд задала тебе вопрос, – напомнил я.

Рагналл уставился на нее, приподнялся на ладонь в седле и смачно пернул.

– Вот ей и ответ, – сообщил он, явно довольный собой, снова опускаясь в седло. Этельфлэд, должно быть, не удержалась от гримасы, судя по тому, что морской конунг расхохотался. – Мне рассказывали, – продолжил Рагналл, снова обращаясь ко мне, – что правительница Мерсии – красивая женщина. А это ее бабушка?

– Это та, кто выделит тебе из своих владений земли на могилу, – ответил я.

Ответ был хилый, но я и не собирался платить оскорблением за оскорбление. Я слишком хорошо ощущал напряжение между Финаном и Коналлом и боялся, что оно может перерасти в бой.

– Значит, это и есть женщина-правительница! – Рагналл фыркнул, потом вздрогнул, изображая ужас. – И такая уродина!

– Я слыхал, что от тебя нет спасу ни свиньям, ни козам, ни сучкам, – рявкнул я, поддавшись гневу. – Так что ты смыслишь в красоте?