Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не стоит тебе дразнить ее, – сурово укорил он меня.
– Это почему?
– Потому что у нее плохое настроение, – сообщил Мереваль, спрыгнув с лошади и улыбнувшись мне.
Мереваль командовал ее ближней дружиной и был одним из самых надежных людей из всех, кого я знал. Он размял ноги, помахал руками, потом погладил коня по загривку.
– Настроение у нее самое что ни на есть дерьмовое, – продолжил Мереваль.
– Из-за чего? Из-за Рагналла?
– Из-за того, что не меньше половины приглашенных на рукоположение отца Леофстана отказались приехать, – процедил Осферт.
– Придурки напугались? – предположил я.
– Они не придурки, а уважаемые церковники, – терпеливо возразил Осферт. – Мы обещали им празднование Пасхи, радость встречи с добрыми друзьями, но вместо этого тут война. Не думаешь же ты, что люди вроде епископа Вульфхерда станут рисковать попасть в плен? Рагналл Иварсон известен своей зверской жестокостью.
– Девчонки из «Снопа» будут рады, что Вульфхерд остается в Глевекестре, – ответил на это я.
Осферт тяжело вздохнул и зашагал за Этельфлэд. «Сноп» – отличная таверна в Глевекестре, при которой состоит несколько не менее отличных шлюх. Многим из них приходилось делить с епископом ложе, стоило его жене уехать.
– Не нужно тебе дразнить и Осферта, – с улыбкой сказал Мереваль.
– Он с каждым днем все больше походит на отца, – проворчал я.
– Осферт – хороший человек!
– Хороший, – согласился я.
При всей его серьезности и правильности, Осферт мне нравился. Он думал, что проклят в силу своего незаконного рождения, и старался преодолеть проклятие, ведя безгрешную жизнь. Хороший воин, храбрый и осмотрительный, и я не сомневался, что из него выйдет толковый советник для сводной сестры, с которой его роднил не только отец, но и глубокая набожность.
– Выходит, Этельфлэд расстроена тем, что шайка прелатов и монахов не приедет поглядеть, как Леофстана делают епископом? – уточнил я, пока мы с Меревалем шагали к главному дому.
– Расстроена, – подтвердил Мереваль, – потому что Сестер и Брунанбург дороги ее сердцу. Она рассматривает их как свои победы и огорчается, когда язычники угрожают им.
Он вдруг остановился и нахмурился. Это мрачное выражение относилось не ко мне, а к чернявому юнцу, который проскакал галопом мимо, обдав нас грязью и водой из-под копыт. Молодой человек натянул поводья, резко остановив здоровенного коня, потом спрыгнул с седла, предоставив слуге ловить покрытого хлопьями пены жеребца. Наездник завернулся в черный плащ, небрежно кивнул Меревалю и направился к главному дому.
– Это еще кто такой? – спросил я.
– Кинлэф Харальдсон, – буркнул Мереваль.
– Один из твоих?
– Один из ее.
– Любовник Этельфлэд?! – ошарашенно переспросил я.
– Господи, нет! Любовник ее дочери, скорее всего, но Этельфлэд делает вид, что не знает об этом.
– Любовник Эльфинн! – Я все еще удивлялся, хотя, по правде говоря, удивляться стоило бы тому, что у Эльфинн нет любовника.
Девчонка красивая и легкомысленная, и ее пора было выдать замуж уже года три или четыре тому назад. По какой-то причине матери не удавалось сыскать подходящего жениха. Было время, когда рассматривался вариант поженить их с моим сыном, но идея этого брака не вызвала восторга, и, судя по следующим словам Мереваля, ожидать перемен не стоило.
– Не удивлюсь, если вскоре они поженятся, – кисло заметил мой друг.
Когда жеребца Кинлэфа проводили мимо меня, конь фыркнул, а на его крупе я разглядел выжженное клеймо в виде букв «К» и «Х».
– Он всех лошадей так метит? – полюбопытствовал я.
– Даже собак. Кончится, наверное, тем, что бедняжке Эльфинн тоже выжгут его имя на ляжках.
Я посмотрел на Кинлэфа, который, помедлив между большими колоннами у входа в главный дом, раздавал указания двум слугам. Юноша был приятный на внешность, с узким лицом и темными глазами, в дорогой кольчуге с богатым поясом, на котором висели ножны из красной кожи, окованные золотом. Эти ножны я узнал. Они принадлежали Этельреду, покойному мужу Этельфлэд. Щедрый дар, подумалось мне. Кинлэф перехватил мой взгляд и поклонился, затем повернулся и скрылся за высокими римскими дверями.
– Откуда он пожаловал? – спросил я.
– Западный сакс. Был дружинником у короля Эдуарда, но, повстречавшись с Эльфинн, перебрался в Глевекестр. – Мереваль помолчал немного и косо улыбнулся. – Не думаю, что Эдуард сильно переживает, лишившись его.
– Родовит?
– Сын тана, но ей кажется, что от его задницы исходят солнечные лучи, – пренебрежительно бросил Мереваль.
Я расхохотался:
– Он тебе не нравится.
– Это никчемный самоуверенный хлыщ, – заявил мой друг. – Однако леди Этельфлэд думает иначе.
– Драться умеет?
– Вполне, – ворчливо признал Мереваль. – Не трус, и не обделен честолюбием.
– Не самое плохое качество, – заметил я.
– Вот поэтому ему и неймется занять мое место.
– Этельфлэд тебя не отодвинет, – уверенно сказал я.
– Не поручусь, – мрачно проронил он.
Вслед за Кинлэфом мы вошли в зал. Этельфлэд восседала в кресле за отдельным столом на возвышении, Кинлэф расположился на стуле справа от нее, Осферт – слева. Она знаком велела мне и Меревалю присоединиться к их обществу. Огонь в центральном очаге чадил, а проникающий через дыру в римской крыше ветер заставлял дым густо стелиться по просторному помещению. Зал медленно заполнялся людьми. Многие из моих дружинников, кто не уехал с Финаном или не стоял в карауле на высоких каменных стенах, пришли послушать привезенные Этельфлэд новости. Я послал за Этельстаном, и ему тоже велели сесть за стол Этельфлэд, где уже разместились близнецы Сеолнот и Сеолберт. Остальное пространство помещения заполнили воины Этельфлэд. Слуги принесли воду и полотенца, чтобы знатные гости могли вымыть руки. Подали эль, хлеб и сыр.
– Так что случилось? – спросила Этельфлэд, когда разлили эль.
Я предоставил Этельстану поведать историю про сожжение кораблей в Брунанбурге. Ему это давалось тяжко – он определенно подвел тетю, не проявив должной бдительности, но парень твердо довел рассказ до конца и не пытался увильнуть от ответственности. Я был горд за него, а Этельфлэд обошлась с ним мягко, сказав, что никто не мог ожидать появления драккаров на Мэрсе ночью.
– Почему мы не получили предупреждения о приходе Рагналла? – резко осведомилась она.
Никто не ответил. Отец Сеолнот заикнулся было, поглядывая при этом на меня, но потом почел за благо прикусить язык. Этельфлэд поняла, что хотел он выразить, и посмотрела в мою сторону.