Такое разнообразие необходимо для диалектики жизни, но любое чрезмерное отклонение от равновесия всегда приводит к торможению прогресса или даже к временному движению вспять. В истории тьма примеров, когда непомерное засилье «хищников» или «паразитов» приводило к этому. Но и эксперимент по созданию общества без «паразитов», проведённый в СССР, тоже закончился неудачно. Общество, избавившись от паразитов старых, вырастило паразитов новых и в эйфории построения общности людей без эксплуататоров потеряло элементарные навыки борьбы со злом. В результате новые паразиты, приспособившись к изменившимся условиям, захватили власть, разрушили и разграбили страну, отбросив её далеко назад.

Одним словом, в разумной жизни, как и в природе, волевая попытка — привести человечество к единообразию — может привести к его исчезновению как вида. Только многообразие разумной жизни, выраженное в конкретных племенах, этносах, народностях, нациях, даёт шанс человечеству двигаться к прогрессу и выживать в случае резкой смены условий его существования. Поэтому говорить о едином, подчиняющемся одним законам глобальном мире так же нелепо, как утверждать, что весь животный мир можно уничтожить, оставив только трудолюбивых муравьёв с их отлично налаженной системой жизни. «Лишних» народов на земле нет.

Наши герои относятся к конкретному народу. И потому несколько слов нужно сказать о русском человеке. Думается, сравнение его с медведем не совсем справедливо. Русские больше похожи на добрых мирных слонов, объединившихся в стадо, или, может быть, на живших когда-то на этой территории мамонтов, и, если и причиняют неудобства своим соседям, то не по природной злобе, а исключительно из-за своей огромности и некоторой неуклюжести. Делает их похожими на слонов и поведение в момент опасности. Слона не просто довести до бешенства. В спокойном состоянии он пустит в свои владения кого хочешь, даже извечных врагов. Но если слон почувствует угрозу своему сообществу, то придёт в ярость и будет биться с врагом до конца. Он никому не уступит свою территорию.

Оценки русского человека представителями других наций очень субъективны. «Соседи» чаще всего судят его «по себе». Сформированный веками в русском народе дух державности принимают за «рабскую привычку» жить в тоталитарной кабале. Долготерпение и не высокомерное отношение к инородцам — за «угодничество» и «лакейство». Приоритет духовных идеалов над материальными — за «наивность» и «дурость». Максимализм и острое чувство справедливости — за «бессмысленное бунтарство» и «зависть». Они рассуждают о «загадочной русской душе», потому как не могут объяснить, каким образом этот «ленивый» народ в суровых климатических условиях умудряется в короткие сроки создать такое, что большинству наций вообще не под силу. У них не укладывается в голове, отчего это русские «без приказа» не хотят работать на «дядю» (да и на себя лично), но в состоянии свернуть горы, когда появляется высокая цель и высокая моральная оценка их труда со стороны общества и правителей. Им непонятно, почему русский человек однообразной, монотонной, но хорошо оплачиваемой работе предпочитает работу творческую, сложную, нестандартную, зачастую оплачиваемую гораздо хуже.

Непонятны им и причины массового пьянства и социального пессимизма русских людей. Русский человек ударяется в пьянство, пытаясь уйти от реальности, если видит глубокий разрыв между своими идеалами, уродливой (инородной) идеологией и практической деятельностью начальников и правителей. При этом он равнодушно воспринимает выпавшие на его личную долю беды и, даже осознавая гибельность пути, на который встал, остаётся пассивным. Вывести из «оцепенения» его может только открытая угроза Отечеству и народу. Для русского человека ценность индивидуальной жизни и ценность Отечества не сопоставимы.

И хотя гигантская «работа» западной цивилизации по формированию бездуховного, послушного и легко управляемого поколения русских людей принесла свои плоды, по большому счёту, русский человек кардинально не изменился.

Эти особенности русского народа и делают его «неудобным» для построения глобалистской цивилизации по принципу муравейника, где во главе единого мирового государства кучка особей (Мировое правительство), все остальные — «рабочие муравьи». И, несмотря на то, что в разряд «врагов цивилизации» попали и некоторые другие народы, главным препятствием на пути к мировому господству глобалисты всегда считали Россию. Именно поэтому «слуги сатаны», хорошо усвоившие, что заходить в эту страну «с мечом» опасно, сменили тактику и пришли с «водкой и калачом». Их новая стратегия — покончить с «непокорным народом» не единым ударом, как делали предыдущие завоеватели, а постепенно, изнутри, посредством медленного, методического уничтожения его индивидуумов — поначалу имела успех. Однако, когда дело дошло до раздробления России, государствообразующий народ взбунтовался. Быстрота, мощь и целенаправленность бунта были таковы, словно и не было десятилетий деградации и разложения. А стремление к объединению в единое государство столь сильно, что вопрос возрождения России превращался в формальность.

Всепланетная беда, обрушившаяся на человечество, похоронила план глобалистов. Для каждого народа важнейшим становился вопрос выживания. Выжить оказалось непросто. За последнее столетие люди почти полностью потеряли связь с природой, отгородившись от неё бетоном, машинами и механизмами. После гибели «бетонного дома» многие из них лишились и благ цивилизации. Люди уподобилось звёздам «элиты» из телешоу «Последний герой», которых выбросили на необитаемый остров и о которых телеведущий благополучно забыл. Теперь им предстояло жить на острове не тридцать дней, а всю оставшуюся жизнь. У них осталось два выхода. Приспособиться к новым условиям и тяжёлым трудом, к которому они не были приучены, в постоянной борьбе добывать средства к существованию. Либо «сложить лапки» и тихонько умереть от голода, болезней и ударов стихии.

Наиболее неприспособленными к борьбе за выживание оказались народы высокоразвитых стран. Для них порог перехода на более примитивный уровень жизни оказался почти непреодолимым. У русского человека, имевшего огромную территорию и не потерявшего навыков жизни в суровом климате, шансы на выживание оказались наиболее предпочтительными. Народ в этой чрезвычайной ситуации не упал духом и, как это не раз бывало в его истории, включил в работу все внутренние резервы.

Не покорились обстоятельствам, не впали в уныние и наши герои, хотя поначалу среди них и царила растерянность.

* * *

Сказать, что обитатели острова, узнав об ожидавшей их участи, преисполнились энтузиазмом и начали действовать, означало бы покривить душой. «Остров встречи и спасения» на глазах превращался в «остров невезения», и потому к концу дня среди неудавшихся колонистов царило всеобщее уныние. Как ни старались они скрывать свои чувства, в душе каждого поселились боль и тревога, а кое у кого и страх.

И это вполне объяснимо. Ещё вчера жили надеждой: это необычное наводнение рано или поздно закончится. Вода схлынет, и всё вернётся на свои места.

Сегодня стало понятно: место, где они жили, отныне принадлежит мировому океану. Весь этот гармоничный, красивый таёжный мир со всеми его обитателями: от муравья, да что там, самой маленькой букашки, до лесного красавца сохатого и самого хозяина тайги — исчез навсегда…, без всяких шансов возродиться когда-либо вновь.