— Нет, я не рисую.

— А как тогда…

— Я идентифицирую себя как свободный художник.

— И?

— Хочу рисую, хочу не рисую.

— С тобой так все сложно, потому что ты русский?

— Что и требовалось доказать.

— Что требовалось доказать?

— Что художника обидеть может каждый. Почему чуть что — сразу русский?

Саманта прикрыла глаза. И провела с закрытыми глазами несколько секунд — я и интересом наблюдал, как дрожат ее веки.

— Никаких гарантий, что после моего обещания быть с тобой в горе и в радости тебе будет со мной легко, я не давала.

— Это я помню.

— И ты к этом готов?

— Самое главное чтобы ты была к этому готова.

— Ты невыносим.

— Может быть это потому, что я русский?

— Нет, скорее это из-за того, что ты идентифицируешь себя как свободный художник.

— Имею что возразить…

— Итак, принц Амин пытался избежать дуэли, когда узнал кто ты такой, — произнесла Саманта, уже полностью вернув самообладание и настроившись на рабочий лад.

— Н-ну… разумное желание. Я его прекрасно понимаю.

— Но правящая династия оказалась против, напирая на невозможность избежать поединка, чтобы не покрыть позором честь семьи.

— Он наследный принц?

— Ему недалеко.

— Н-ну… и это разумное желание. Я и правящую династию прекрасно понимаю, толпу у трона никто не любит.

— Принц попросил меня о помощи.

— Тебя?

— Что тебя удивляет?

— Ты его знаешь?

— Лично — нет.

— А как тогда… все-все, понял.

Саманта, до недавнего времени, успешно заставила воспринимать себя как будущую королеву. Я помню наш разговор в саванне, перед тем как мы с ней приняли участие в сафари, в роли охотников на охотников. И помню, как она тогда сказала, что это — ее земля. Подразумевая всю Африку. Ну а аравийский полуостров от черного континента совсем недалеко, и интерес Саманты к происходящему там — насущный для нее вопрос.

География, она такая — не менее безжалостная, чем законы физики.

— Мы с принцем договорились.

— О чем?

— Ты прибудешь на дуэль, во время которой кое-кто умрет, но это будет не Амин. Он в этот день станет сначала наследным принцем, а потом сразу королем. Признательным лично мне и тебе королем.

— Но мы же уходим. Это так важно?

— Ты не хочешь этого делать?

— Мне все равно. Просто не могу понять, какой профит…

— Твой кровный брат — персидский принц. Считаешь, ему лишним будет…

— Все-все, прости, я просто не о том думаю.

— Да я уже чувствую, о чем ты думаешь.

— И о чем я думаю?

— О том же, о чем и я.

— А о чем ты думаешь?

— О том же, о чем и ты.

«…ох какие пошлые у тебя мечты», — невольно не сдержался я.

— О мой Бог, с кем я связалась, — закатила глаза Саманта. — У меня мечты — романтичные!

Времени у нас было слишком мало, чтобы тратить его на сон. И более-менее мы пришли в себя, когда дело уже близилось к утру.

С первым лучом рассвета Саманта мягко соскользнула с кровати, и подойдя к окну, наблюдала как поднимающееся солнце раскрашивает горизонт. Я же просто лежал и любовался силуэтом ее фигуры. Сейчас, в лучах рассветного солнца, Саманта красотой легко могла поспорить с любой ожившей грацией — богинями изящества, прелести и красоты.

Бросив последний взгляд на заалевший край неба, Саманта потянула завязку портьеры, и тяжелая шелковая завеса мягко расправилась, полностью закрывая нас от робкого утреннего света. Сразу после Саманта вернулась на кровать. Легла поперек широкого ложа, сложив ладони у меня на груди и положив на них голову как на подушку.

— Ничего не хочешь мне сказать?

— Ты потрясающая.

Саманта довольно кивнула, на пару мгновений прикрыла глаза. Она, как и я сейчас, полностью обессиленная, плавала на границе между сном и яви, наслаждаясь приятной расслабленной негой. Голова Саманты лежала на моей груди, и я мягко гладил ее по рассыпавшимся волосам. Потянувшись, руку она мою перехватила и пару раз поцеловала пальцы и ладонь.

Говорить на языке тела друг с другом у нас, как я заметил, получалось гораздо лучше, чем говорить на человеческом разговорном языке. Может потому, что Саманте русский не родной?

— Хам, — услышав мои мысли, прошептала принцесса.

— А потому что не стоит читать чужие мысли.

— Что и требовалось доказать, — лениво, не открывая глаз, шепнула Саманта.

— Сэми.

— Да.

— У меня есть к тебе просьба.

— Да.

— Не доверяй вообще никому. Ни одному человеку.

Саманта потянулась, поменяла позу и положила подбородок на сложенные ладони. Она распахнула свои невероятные голубые глаза, которые буквально засветились в полумраке.

— Вообще никому? — внимательно посмотрела Саманта на меня своим удивительным взглядом.

— Ты чувствуешь эхо моей Крови, когда находишься рядом с Валерой и Эльвирой?

— Да.

— Вот пока чувствуешь, им можешь верить, если меня рядом нет.

— Связи на Крови невозможно перестать чувствовать. Связь Кровавого союза — неразрывная. Ее можно разорвать только одним способом.

— Этого то я и боюсь.

Саманта при этих моих словах ощутимо напряглась.

— Предчувствие?

— Нет. Но впереди время ненависти, а это очень опасное время.

— Поняла.

— И насчет неразрывности связи Кровавого союза.

— Что?

— Знаешь, когда я попал в этот мир, каким было первым утверждение, которое я услышал от сильных мира сего?

— Каким?

— Мне сказали, что то, что я сделал — это невозможно.

— Ясно.

— Ты обещаешь, что не будешь никому доверять?

— Обещаю.

— Ты узнала, почему Ада убила Элимелеха?

— Да. Ей приказала богиня.

— А… хм. Мда. Мотивов не пояснила?

— Нет.

— А ты спрашивала?

Саманта набрала воздуха для резкой отповеди, но я приложил ей указательный палец к губам.