Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, конечно, нет.
— В таком случае откажи и поставь точку.
— А как же ребенок? — не сдается Лиззи. — Разве он не имеет собственных прав? — Надо сказать, подружка понимает суть проблемы. — Сам Тэкери хочет встречи?
— Не знаю. Не спрашивала. Тзкери знает, что Адам — не родной отец, но пугает меня вот что: вдруг мальчик полюбит Бретта, а тот снова исчезнет?
Меньше всего на свете хотелось бы доставлять Тэкери страдания.
— Значит, держи своих ребят подальше друг от друга, — делает вывод Белла. — Куда проще? Бретт — предатель. Без него тебе гораздо лучше.
Мы молча пьем кофе. Белла вздыхает.
— Что-нибудь случилось? — спрашиваю я.
— Не обращай внимания, — отмахивается Белла и снова вздыхает. — Превращаюсь в настоящую брюзгу. Дело в том, что получила письмо от тети. Очень неприятное.
— А я думала, что у тебя нет родственников, — замечаю я. Да, чрезвычайно тактично, ничего не скажешь!
Белле было тринадцать, когда от аневризмы умерла мама. Через год отец покончил с собой: въехал на машине в стену, оставив дочке одни лишь долги. С этих пор жизнь кидала из приюта в приют, из одной приемной семьи в другую, из школы в школу.
— Тетя Ливония — сестра отца, — поясняет Белла. — Она должна была обо мне позаботиться в случае смерти родителей. Так написано в письме, которое оставил мне папа. Но она и пальцем не шевельнула.
— Почему? — наивно спрашивает Лиззи.
— Не знаю. Все сделали органы опеки, а они, как известно, ничего не объясняют.
— А что в письме? — уточняю я.
— Пишет, что хочет встретиться. Собирается приехать в Лос-Анджелес. — Белла явно волнуется. — Уверяет, что для нее это крайне важно.
— А ты хочешь познакомиться? — осторожно спрашиваю я.
Белла молчит. Кажется, сейчас заплачет, а до сих пор мне ни разу не доводилось видеть ее в слезах.
— Всегда думала, как хорошо было бы иметь родственников, — наконец-то печально признается она. — И всегда об этом мечтала. Понимаете, когда остаешься в мире одна…
— Да-да, понимаем, — тихо соглашаюсь я.
— Но ведь она меня бросила. Почему не взяла к себе? Почему даже не захотела поддержать? Вот этого я никогда не могла понять. Она же знала, что, кроме нее, у меня никого не было.
Беру Беллу за руку и вижу, как в уголке глаза появляется прозрачная слезинка и медленно катится по нежной бледной щеке. Лиззи тут же протягивает бумажный платок.
— Может быть, тетя хочет встретиться, чтобы попросить прощения? — предполагает она.
— Трудно угадать, что движет людьми, — добавляю я.
— Может быть. — Белла горестно всхлипывает.
— А если не познакомишься, то так ничего и не узнаешь, — рассудительно замечает Лиззи.
— Да, понимаю, — соглашается Белла. Она выглядит растерянной и — что удивительно — беспомощной.
— При желании можно будет воспользоваться моментом и высказать накопившиеся обиды, — жизнерадостно добавляет Лиззи. Она обожает мелодрамы. — И покричать вволю, и поплакать всласть.
— Да, конечно. — Белла вытирает глаза и натянуто улыбается. — Просто все случилось немного неожиданно, потому и расстроилась.
— Не спеши с решением, — советует Лиззи. — Успокойся, подумай, постарайся понять, готова ли к новым отношениям.
— Да, здесь нужно время, — поддерживаю я. Иногда очень хочется помочь подруге, но не удается найти нужных слов.
Подходит администратор и сообщает, что уже девять часов и пора уходить, потому что магазин закрывается. Разве леди не заметили, что технические службы уже выключили свет? Мы оглядываемся и с удивлением обнаруживаем, что так оно и есть. Надо же, а мы-то действительно ничего не заметили! Лиззи просит еще минутку — ей жизненно необходимо заглянуть в секцию аксессуаров. Как всегда, добивается своего и исчезает. Мы с Беллой идем к машинам.
— Не терзай себя переживаниями и сомнениями, — советую я и крепко обнимаю подругу на прощание. — А вдруг эта встреча принесет родственную близость, к которой ты всегда стремилась?
Белла грустно улыбается и садится в машину. До чего же ее жалко! Мои родители далеки от совершенства, но они хотя бы есть.
В три часа ночи звонит телефон. Медленно выплываю из сна, в котором с упоением разгуливаю по бутику Фреда Сегала, и возвращаюсь к действительности. С трудом соображая, дотягиваюсь до тумбочки и беру трубку. В спальне темно, но из коридора пробивается лучик света: для Тэкери мы всегда оставляем лампу включенной. Адама способно разбудить только землетрясение, причем самое сильное. Он громко храпит, лежа на спине. Всегда спит в этой позе, словно загорает в темноте. Одеяло аккуратно — нет, скорее педантично — расправлено и наполовину прикрывает грудь. Так положено. Ноги широко раздвинуты и напоминают лучи морской звезды. Мне достается лишь самый краешек кровати.
— Перл, это Хизер, — произносит голос с совершенно незнакомыми интонациями. Это не та Хизер, которую я хорошо знаю. Наверное, кто-то ошибся номером.
— Какая Хизер?
— Хизер Сэш, какая же еще?
— Что случилось?
— Твой папа… — Голос теряется в рыданиях.
— Что? Что с ним?
— Инфаркт. По крайней мере я… они…они думают…
Инфаркт! Мгновенно принимаю вертикальное положение. Наверняка ошиблись номером. В нашей семье не бывает инфарктов. По крайней мере, с тех пор, как инфаркт перенес дедушка.
— Парамедики считают, что это инфаркт.
— А где он сейчас?
— Мы в «Кедрах». Гевин уже в реанимации. А меня к нему не пускают. — Она снова всхлипывает.
— Он поправится? — спрашиваю я. Дурацкий вопрос, но его диктует неумолимо подступающая паника.
— Не знаю, — сквозь рыдания отвечает Хизер.
— Сейчас приеду.
Не включая свет, быстро одеваюсь и бужу Адама. В состоянии шока теряю себя: кажется, что я — это не я. Кто-то посторонний наблюдает сверху, как мечусь по комнате и суетливо натягиваю все, что попадается под руку. Интересно, это и есть то самое состояние, которое называют «потусторонним опытом»?
— Я должен поехать с тобой, — настаивает Адам. Едва услышав новость, он тоже подскочил.
— Нет-нет. Останься с Тэкери.
— Но я волнуюсь за тебя. Не стоит сидеть в госпитале одной.
— Там Хизер. Мне будет спокойнее, если ты побудешь с Тэкери. — Должен же кто-то присмотреть за ребенком.
Аргумент на Адама не действует.
— Думаешь, так будет лучше? Но Тэкери тоже мог бы поехать.
— Зачем? Пусть спит! — Торопливо целую мужа в щеку. — Все, мне пора. Позвоню.