— Мир так велик и в то же время так тесен, — сделав умный вид, принялась рассуждать Марина, когда машина покатила по узкой улочке. — В далекой стране неожиданно встречаются соотечественники.

Вот змеюка, мысленно возмутилась Катя, не успела познакомиться, а уже пытается опутать своими кольцами Леонида. Сумеет ли он дать достойный отпор этой соблазнительнице? По крайней мере она на это надеялась.

— Мы не можем считаться соотечественниками, — возразил ей Шавуазье, который расположился в такси напротив девушек. — Я французский подданный, правда, моя мама — русская. Если бы не она, то я ничем бы не отличался от других французов.

— Вы жалеете о том, что в ваших жилах течет русская кровь? — спросила Марина.

— Нет, — серьезно ответил Шавуазье. — Я горжусь своими предками, среди которых было немало достойных людей.

Он отвечал на вопросы с холодной вежливостью, свойственной аристократам. Однако Марина, словно не замечая отстраненности Леонида, продолжала расспрашивать его.

— Я не сомневаюсь, что у такого видного господина, как вы, предки были славные, — заметила Марина. В ее глазах горел огонек хищницы. — Наверняка у вашей семьи богатая история…

И тут Катя не выдержала:

— Марина, тебе не кажется, что не совсем удобно расспрашивать малознакомого, а тебе и вовсе незнакомого, человека о его семейных тайнах.

— Я что? Я ничего, — обиженно надула губки Серебрякова.

— Не надо ссориться, девочки, — сказал примиряюще Шавуазье. — Впереди у нас увлекательное путешествие. Но Катя права, в такой день не очень-то хочется погружаться в историю своей семьи, какой бы славной она ни была.

Катя в душе возликовала. Она одержала маленькую победу. И Лео молодец, красиво отшил гетеру.

Серебрякова временно отступила, хотя не оставила своих планов обольстить симпатичного француза. Она изобразила на лице улыбку:

— В таком случае, о чем мы будет говорить, Леонид? Или вы предпочитаете молчание?

— Слово — золото, молчание — платина, говорят мудрецы. В Британии принято рассуждать о погоде. Это любимая забава англичан.

— А в Париже мужчины по-прежнему обсуждают красавиц? — забросила удочку Марина.

— Увы, времена меняются. В Париже, как и в России, мужчины все больше говорят о политике и футболе. А перед моим отъездом главной темой разговоров было банкротство одного из крупнейших французских банков.

— Ох, как скучно! — произнесла томным голосом Марина. — Неужели в Париже перевелись настоящие мужчины?

Чувство досады преследовало Катю до самого Саутгемптона. Если бы не назойливая Серебрякова, она бы смогла наговориться с Леонидом. Вчера она убедилась, что он великолепный рассказчик. Катя была вынуждена признать, что ей не терпится услышать историю его семьи. Любопытно, как и чем он жил до сегодняшнего дня? Вместо этого, из-за Серебряковой, они были вынуждены вести пустые разговоры на банальные темы.

На вокзале Саутгемптона они поймали такси. И здесь Катя схитрила:

— Леонид, вы вчера мне говорили, что в этом городе есть прекрасный музей классика английской литературы Дика Ридса. Как вы считаете, мы успеем там побывать?

Шавуазье посмотрел на часы.

— До отправления «Титаника» осталось два часа. — Он принял задумчивый вид. — Пожалуй, мы успеем посетить квартиру великого писателя.

Катя торжествующе обернулась к Серебряковой:

— Марина, мы поедем в музей, а ты отправляйся на корабль.

Марина от неожиданности даже потеряла дар речи. Впрочем, классическая литература ее и вправду не интересовала. А с Шавуазье они еще встретятся на пароходе.

— Только не опоздайте, — буркнула она.

Когда Серебрякова уехала на такси, Леонид со смехом спросил Катю:

— А кто такой этот Дик Ридс?

— Пока не знаю. У меня просто возникло желание прогуляться с вами. Откровенно говоря, я не в восторге, что мне придется разделить каюту с Мариной.

— Да, самоуверенная девица. Она считает, что ни один мужчина не может устоять перед ней.

— И она имеет на это основания?

— Имеет, Но только не со мной.

— Почему же? — насторожилась девушка.

— Нет, не потому, о чем вы подумали. Мне знаком этот тип женщин, они не дают мне прохода… — Леонид, поколебавшись, неожиданно предложил: — Катя, я могу избавить вас от общества знойной подружки.

— И каким образом, если не секрет?

— Я предоставлю часть своего номера в ваше распоряжение.

Катя не сразу поняла, что он ей предлагает, а когда поняла, то просто задохнулась от возмущения:

— Вы делаете мне непристойное предложение! Как вы могли! Вы… Я думала… — Она едва сдержалась, чтобы не расплакаться.

Шавуазье на миг растерялся, затем попытался исправить ситуацию:

— Катя, я совсем другое имел в виду. Я не предлагаю вам спать со мной. Боже упаси!

— Это почему же? Неужели я такая страшная? — вскинулась Катя.

— Нет, вы мне нравитесь. Даже очень… — Он совсем запутался. — Я просто предложил вам проводить вместе время, надеясь, что мое общество не покажется скучным. Если я вас чем-то обидел, прошу прощения. Ну?

— Ладно, прощены, — сменила она гаев на милость. — Наверное, я действительно неправильно вас поняла. Но обычно такое предложение понимается однозначно. — Перехватив его озадаченный взгляд, она пояснила: — Я сужу по голливудским фильмам.

— В этих фильмах вы правды не найдете. Не случайно Голливуд именуют фабрикой грез.

— И тем не менее… — Она помолчала. — Ладно, забыли. Вот только чемоданы…

Леонид хлопнул себя по лбу:

— Черт, совсем забыл! Давайте, Катя, сдадим вещи в камеру хранения. Глупо бродить по городу с чемоданами в руках. Вряд ли мы далеко уйдем.

— А вы собираетесь далеко уйти?

— Не знаю. Все зависит от вас. Мы побродим по Саутгемптону, здесь есть немало примечательных старинных зданий.

— Чем же они примечательны?

— Дело в том, что в конце восемнадцатого и начале девятнадцатого века здесь жил один из моих дальних родственников — Семен Романович Воронцов.

— Я так и думала! — воскликнула Катя.

— Что Воронцов — мой родственник? — поразился Шавуазье.

— Нет. Я предполагала, что вы из знатной фамилии. Благородный рыцарь.

— Рыцарь без страха и упрека, — улыбнулся Леонид. — А вы что-нибудь слышали о Воронцовых?

— Воронцовы… — Катя наморщила лоб. — Нет… не припомню. Хотя Пушкин написал эпиграмму на какого-то Воронцова.

— Это о Михаиле Сергеевиче, одном из дальних моих родственников. «Полумилорд, полукупец…» У меня неоднозначное отношение к Пушкину. Вам нравится его поэзия?