и безрассудна трата,

а цель и средства скачут в чехарду;

здесь каждый выход не сулит возврата,

и плата назначается в аду.

И даже те счастливцы и кумиры,

которые сегодня правят бал,

надев свои тиары и порфиры,

не ведают, что подошел финал.

Но свято место не бывает пусто,

вновь игроки надеются на фарт,

у фонарей опять пестро и густо,

в другой игре горит другой азарт;

и мотыльки летят к актерской школе,

и вспыхивают угольки в золе.

Что эта жизнь? Короткие гастроли

на медленно кружащейся земле…

* * *

Один сказал:

«Мне жаль чтецов.

Их безупречных голосов… Да, жаль!

И юных, и матерых,

когда они слова жуют,

когда они стихи везут

в туман

на бархатных рессорах…»

Другой сказал:

«Не говори!

Они вскрывают изнутри

все волшебство стихотворенья…

И собирают полный зал,

чтобы поэт, как мир звучал,

и в этом их предназначенье».

Один сказал:

«А простота?

Ведь непонятно ни черта!..

Ты растолкуй мне стих,

сумей-ка!..

А он напыжится в зобу,

воркует мне через губу,

и хочется подать копейку!..»

Другой сказал:

«Кто ж виноват?

Поэты воют и гудят.

Чтецы им в чем-то подражают.

Когда бы обнажилась суть,—

не вымолвить, не продохнуть…

Ее мелодии скрывают».

А я не ввязывался в спор,

как будто это мне в укор

сомненье слушателя гложет…

Поэт напишет, чтец прочтет,

а друг услышит, жизнь зачтет,

как бог пошлет,

как век поможет…

* * *

Дед с отцовской стороны

был работником торговым,

век к ревизии готовым.

Сам отглаживал штаны;

чистил свой пиджак в полоску,

славно сшитый, но до лоску

тертый (не на рукавах:

нарукавники в портфеле

почему-то не старели);

галстук повышал в правах.

Жесткой щеточкой усы

над губой его торчали;

а карманные часы

громче башенных стучали…

и приказчиком служил

до семнадцатого года.

Двух супружниц пережил,

но взяла свое природа —

вновь женился. С этих пор

 приобрел он шаг степенный

и расческой довоенной

все охаживал пробор.

Дед привычек не менял:

летом нашивал кальсоны

и машинкой сбереженной

дома гильзы набивал,

помещая в портсигар

папиросы, экономя:

нет, «Казбек» — семье в прогар…

Что еще случалось в доме?..

Вот. Примерно в месяц раз

с вороватым видом деда

уходил от всех от нас,

от себя-товароведа

в уголок двора, за стол

и, расплывшись, как младенец,

составлял из трех коленец

милой флейты черный ствол.

Как он веки прикрывал,

изменяя вечным счетам!

Чьи он тени вызывал

и о чем мечтал по нотам?..

* * *

Поднимем занавес, пускай они войдут,

пускай осмотрят закулисье;

представят, может быть, как мы искали тут

медвежье, волчье, птичье, лисье;

как человечного на все хватало нам

и возраст не имел значенья;

как режиссер в угоду временам

менял свое благоволенье.

Пускай надышатся тем, что пьянило нас,

и вслушиваются в пыльный шорох.

Никто не станет им навязывать рассказ

о наших черных коридорах…

А мы под занавес уйдем в последний ряд

и там застрянем до финала.

Пусть наши зрители о нас поговорят,

как будто нас уже не стало…

СТАРЫЙ АКТЕР

Скребницей чистил он коня,

А сам ворчал, сердясь не в меру…

А. С. Пушкин. «Гусар»

Было чистое дело — актер:

«трагик», «фат», «инженю» и «субретка»…

Черт-те что накрутили с тех пор!

Гамлет — туп, что твоя табуретка!

Был «любовник», и дело с концом!..

Дельный — так со своим гардеробом…

Наш выходит с бездетным лицом,

Фердинанда играет холопом!..

«Резонеры» пошли нарасхват,

всех «героев» дают «резонерам».

«Неврастеники» — те норовят

поступить в кумовья к режиссерам.

Все — к трибунам! Всем — вынь да положь

современные, видишь ли, роли!..

Что ж ты, юноша пламенный, врешь?

Мало в детстве за враки пороли?

А который «властителем дум»

назначается в местной печати —

тать в нощи! Узколоб и угрюм!

Кто о чем — он всегда об оплате!..

И способные, право же, есть,

я заметил два-три бриллианта,

да у них щепетильность и честь,

а при этом не вытащишь фанта!..

Было чистое дело — актер,

было чистое дело по праву…

Черт-те что накрутили с тех пор!

Полюбуйтесь на эту ораву!..

* * *

Видишь, ряженый мишка в платочке,

заскучавший цыганский медведь,

вот он я на короткой цепочке,

где — вприсядку, а где — зареветь…

Эта ярмарка кажется бредом,

этот хохот пугает меня,

отчего ж я вожатому предан

на исходе работы и дня?..

Оттого ли, что угол укромен?

Оттого ли, что лес незнаком?

Оттого ль, что вожак вероломен

и на праздник