Мы не чувствовали ни того, как она мчалась по дороге с ухабами и колдобинами, ни того, как нас переносили куда-то.

Я лишь помню, как очнулась в каком-то тёмном, полном влаги и жуткой вони помещении из-за громкого звука пощёчины, разнёсшегося неподалёку от меня.

— Ты ведь не думала, что я и в самом деле женюсь на тебе, Антуанетта? — знакомый резкий голос врезался в моё затуманенное сознание вместе с очередным таким же резким хлопком крепкой пощёчины и вскриком моей сестры. — На ещё одной верной шавке королевы, которая слишком много возомнила о себе.

— Что ты хочешь взять с этой наивной дуры? Она и её глупая младшая сестрица ничем не лучше своих родителей, — отвечал один из братьев. Голос его был грубый, режущий слух, словно нож бумагу. Он засмеялся, и по его шагам я поняла, что он идёт ко мне. — Что же, прежде чем мы их убьём, может быть, как следует, с ними позабавимся?

— Хах, почему нет? Пусть эти две сучки повизжат перед смертью, словно свиньи в амбаре, — голос следующего брата давал понять, что он находится, скорее всего, ближе к выходу, нежели к нам.

— Только посмейте тронуть Андреу хоть пальцем, и я… — резкий удар в живот заставил мою сестру громко закашляться, так и не закончив фразу.

— Молчи. Тебе, бесполезной шавке и слова не давали, — с грубостью фыркнул жестокий жених моей сестры, плюя ей в лицо и грубо хватая ее за подбородок. — Что же, значит, всё же сейчас и совершится наша… — он пренебрежительно зарычал: — Бр-р-рачная ночь… Наслаждайся, мерзкая грязная потаскуха.

— Ублюдки… Жалкие, никчёмные ублюдки… — произнесла гневно я, медленно поднимая голову и открывая глаза. — Только и можете, что повышать своё раздутое самомнение за счёт таких моментов.

— О-о-о-о, смотрите, а юная «леди» что-то, да понимает в мужчинах, — один из братьев Джоша склонился ко мне и завёл ко мне под платье свою мерзкую руку. Он коснулся моего бедра и грубо ущипнул его. — Никак уже успела перед этим раздвинуть ноги перед своим слугой?

— В отличие от вас, предателей и животного скота, я знаю, что такое честь и достоинство знатного рода, — я резко дёрнулась, осознав, что мои руки были закованы в кандалы и цепи. — Таким же, как вы доставляет удовольствие драка в деревенском трактире и любая низкосортная шлюха, которую вы будете иметь по очереди, — с этими словами я смачно плюнула этому ублюдку прямо в лицо.

Мужчина отвернул голову от отвращения. Брезгливо смахнув мою слюну со своей ничтожной щёки, тот резко прорвал подол моего платья, затем нанёс грубые удары по моему животу и ниже.

— Мерзкая сучка! Думаешь, раз умеешь болтать, то можешь и указывать, как жить?! Эй, бросьте старшенькую! Здесь младшая хочет получить свой первый урок!

Мою одежду… Бельё… Всё рвали на части голыми руками…

Я тряслась от страха и старалась смотреть в тёмный потолок.

Пусть уж опорочат меня… Меня, но не мою сестру. Уж лучше я выиграю время для неё, но не дам ей погибнуть!

Эта… Режущая… Ужасная боль внизу… Словно в тебя проникает большой и толстый кусок кости обмотанный кожей.

Я плакала, кусая губы в кровь… Но смотрела на сестру, что содрогалась в ужасе и пыталась найти хоть что-то, чтобы освободиться.

— «Прошу… Найди хоть что-нибудь… И беги! Беги, сестрица! Ты должна выжить!» — молила я всей душой Антуанетту одними лишь полными слёз глазами и криками, в которых я не посмела проронить и слова.

И пока эти чёртовы ублюдки были заняты мной долгие, сравнимые для меня с вечностью минуты мучений, боли и унижения, моей сестре удалось освободиться от пут, какими её повязали, в отличие от меня.

Но вместо того, чтобы бежать и звать на помощь, Антуанетта совершила свою роковую и последнюю в своей жизни ошибку…

Схватив ножик из лежащего на полу пиджака, моя сестра бросилась на своего же жениха. Она пронзила его плечо острием тонкого клинка, но не так глубоко, чтобы добраться до его чёрного и ядовитого сердца.

Джош стал сопротивляться и пытаться сбросить с себя Антуанетту.

Как он покрывал её имя грубыми словами… Как потом схватил её за волосы, повалил на пол и… Задушил… Задушил единственного родного мне человека… Также надругавшись над телом моей сестры, пока та задыхалась от нехватки воздуха и боли в шейных мышцах…

В этот самый момент… В момент смерти Антуанетты время словно замедлило свой ход.

— Антуанетта! Нет! Нет-нет-нет-нет-нет! НЕТ! Только не это! — я закричала со всей силы сквозь слёзы, моля Бога, чтобы всё происходящее оказалось лишь сном, лишь моим ночным кошмаром, который скоро кончится.

Но этого не происходило. Никто не внял моим молитвам, никто не откликнулся на них… Совершенно никто.

Во всяком случае… Бог… Люди… И ангелы… Не услышали именно они…

Зато услышал тот… Тот, кого не стоило бы ждать, стоило бы лишь гнать прочь, дабы закончить страдания свои хотя бы таким тяжёлым путём…

— Чистая, несчастная и изглоданная душа… Поруганное тело… Уничтоженная семья… — раздавался голос в моей голове. — Не кажется ли тебе, что нужно не принимать сию судьбу, а бороться с ней?

— У меня больше не осталось ничего… Ничего, за что бы стоило бороться в этой жизни… — шептала я, роняя слёзы, полные горечи, и лёжа на холодном, грязном полу. — Какой смысл бороться дальше и продолжать жить дальше в этом проклятом чёртовом одиночестве?

— В том, что ты одна, сможешь повелевать ими всеми. Что ты сможешь видеть всё нутро этих грязных животных. Ты будешь палачом, карателем. Носителем справедливости. Разве не хочешь ты иметь ту власть, что имела семья твоя до того несчастного случая? Разве не хочешь искоренить всю семью этого ублюдка, что сейчас пьёт вино за ваши с сестрой смерти? Не хочешь стать властительницей демона, который защитит твою жизнь?

— За любую власть и защиту, так или иначе, а всегда приходится платить… Я же уже достаточно заплатила за свою треклятую жизнь, которая скоро оборвётся в том или ином случае…

— Отдай мне свою душу, и никто не посмеет тронуть тебя. Я буду твоим верным слугой до тех пор, пока не настанет твой истинный час… И у тебя будет всё! Подумай об этом, милая юная Андреа.

Через несколько мгновений в противоположном от себя углу я увидела тёмный силуэт существа с алыми глазами, зрачки которых были вертикальными, и спокойной, но в то же время хитрой улыбкой.

— Ты знаешь,