— Не потому ли, что ты возомнила, будто влюбилась в меня и насочиняла всей этой ерунды?

— Почему ты думаешь, что я имела в виду тебя?

— Назови мне еще кого-нибудь из знакомых с именем Марк, рыжая…»

— Вот речь для пресс-конференции. Изучите ее по дороге в компанию, — из воспоминаний ее вырвал надменный голос Люды. — Никаких экспромтов. В компании не любят сюрпризов.

Это уж точно!

Самый большой сюрприз, который не понравился компании, — назначение нового президента. Почему только Марк так опарафинился, чтобы стать изгоем вместо того, чтобы восседать на месте, которое должно было принадлежать ему по праву?

— Отдел по связям с общественностью договорился, чтобы вас не трогали до пресс-конференции, — продолжала Люда, положив руку на дверную ручку, но не спеша открывать: она не успела сказать все, что хотела. — Если все же какой-то выскочка окажется чрезмерно любопытным, сделайте вид, будто оглохли.

Элла кивнула, вспомнив, что это было любимым трюком матери еще в детстве и в отношении нее самой.

До здания компании «Медиаком» они проехали два квартала. Элла читала написанную для нее речь и при этом делала вид, будто вникает в смысл слов. На самом деле в голове было что угодно, но только не этот текст:

«Я, Элла Рубцова, считаю огромной честью стать во главе компании «Медиаком». Это новая история для всех сотрудников, в том числе и для меня. Елизавета Васильевна дала нам толчок в будущее. Со своей стороны я сделаю все возможное, чтобы, став ее преемницей, никого не разочаровать. Строго следовать укрепленной годами политике компании — с этого дня моя главная цель…»

Голова шла кругом, тело знобило, а перед глазами до сих пор мелькали вспышки фотокамер, которые преследовали ее, пока она не скрылась в салоне белого «Лимузина», принадлежавшего биологической матери. У Эллы было ощущение, что это никогда не закончится, что репортеры бесконечно преследуют ее, выкрикивая: «Правда ли, что вы дочь Лизы Гончаровой? Почему Лиза Гончарова вас скрывала? Вы на нее не похожи, вы действительно кровные родственники? Что случилось с Марком Гончаровым?…»

Шутка в том, что именно Марк, не будучи в кровном родстве с Лизой Гончаровой, был ей куда больше сыном, чем она, Элла, — родная дочь.

— Вам следовало оставить на лице косметику, — недовольно фыркала Люда, пока «Лимузин» медленно двигался вдоль шумного потока машин. Странное замечание, учитывая, что сама она бесцветная и некрасивая, темно-русые волосы с серебристыми прядями собраны в тугой пучок, никакой косметики. — О вас напишут, что вы больны. Ваша мать никогда не позволяла себе болеть.

— Я не моя мать, — выдавила из себя Элла.

Она не знала, куда деть озябшие пальцы, поэтому впилась костяшками в крошечную сумочку, которую ей вручила Люда вместе с остальной одеждой. Предполагалось, что Элла должна быть на седьмом небе от счастья, но ничего такого, к сожалению, не ощущалось.

— Разумеется! И более того: вся страна это заметит. Забудьте о провинции, в которой жили все эти годы, если не желаете навлечь на эту семью еще больший позор.

Элле не нужно было растолковывать, что имела в виду Люда. Эта женщина была отвратительно груба и высокомерна. Какое-то внутреннее чутье подсказывало Элле, что это еще не самое худшее, с чем ей предстоит столкнуться в этом чужом, странном мире. Главное, она незаметно скрестила пальцы, чтобы исчезнувший в неизвестном направлении Марк так и оставался исчезнувшим.

«— …Хочешь конфету, рыжая? — у него была самая обаятельная на свете улыбка. Таким идеальным ровным зубам можно было только позавидовать.

— Да, пожалуйста, Марк.

— Но ведь ты такая жирная. Рыжая и жирная. Тебе нельзя сладкое…»

Ей было пятнадцать, и она очень долго плакала, отказываясь поверить в то, что вновь обретенный сводный брат — такой подлый негодяй.

За прошедшие годы Элла выросла, перестала быть «жирной», дважды неудачно пыталась менять цвет волос, но так и не стала хорошенькой. Не такой как Лиза Гончарова, которую обожал Марк. Ей казалось, что собственный ум и спокойный характер куда лучше, чем пышный бюст и роскошная грива волос, а иногда хотелось завыть от отчаяния, и только любовь приемных родителей помогала ей выжить в суровой действительности. Две любимые тетушки, Жанна и Таня, обожали ее тонкое чувство юмора и умение разгадывать кроссворды. Но разве эти качества помогут ей здесь, в мире, где она всегда будет чужой?

Не хотелось об этом думать. А здание «Медиаком» — огромное двадцатиэтажное с отливающими на солнце зеркальными стеклами — уже возвышалось за углом. Оно было гораздо мощнее, чем на многочисленных фото. Его основали Гончаровы в начале восьмидесятых годов. Лизе, только-только окончившей колледж, очень повезло влиться в этот мир. Она обладала всеми необходимыми качествами, которые, как утверждалось в прессе, были заложены в ней самой природой: утонченными манерами, железной хваткой и расчетливым умом. Долгие годы она единолично царила в мире компьютерной техники, вытеснив своего мужа, Григория Гончарова, на лавы запасных. Вытеснив даже своего любимчика, Марка.

Элла невольно поразилась видом здания вблизи. Мощные стены, сотня окон, поражающая воображение гигантская вывеска, которая гласила: «Лучше измени свой мир сейчас. И сделай это вместе с нами. Медиаком». Именно последняя и стала плодом гордости Лизы.

Водитель в строгой черной униформе, угрюмый и неразговорчивый, как и все, кто до этого служил Лизе Гончаровой, открыл для Эллы дверцу. В нос подуло странным запахом. Запахом денег. Еще одна вспышка фотокамеры. Люда что-то сказала насчет политкорректности и умения держать марку. А поскольку Элла не была одарена этими достоинствами, то не стала ничего отвечать. Спорить с этими людьми — бесполезно. Она это знала чисто интуитивно, руководствуясь опытом, полученным однажды.

— Вам лучше сделать все вместо меня, — удалось ей сказать, когда монолог был окончен.

Люда Терещенко плотно сжала губы, не скрывая раздражение, затем она поправила несуществующие складки на своей черной юбке и царственно выплыла из машины.

Элла сделала шаг следом, потом ощутила, как что-то рядом со звоном треснуло. Она закрыла глаза, а очнулась уже распростертая на горячем асфальте. Угрюмый водитель помогал ей подняться, а Люда, утратив былую надменность, испуганно набирала какой-то номер на своем мобильном.

— Придется приставить к нашему новому боссу охрану. В нее только что стреляли. — Потом она притихла. Последнее, что она сказала в трубку, шокировало Эллу гораздо сильнее, чем попытка покушения: — Тебе следовало немедленно сообщить, что Марка видели в городе! Это все объясняет.

Следующая половина дня пролетела словно в тумане. Элла двигалась как робот, произносила написанные для нее слова, знакомилась с какими-то людьми и принимала соболезнования. Она никак не могла забыть слов, услышанных от Люды, о том, что Марк в столице. Значило ли это, что выстрел, предназначенный, скорее, чтобы спугнуть ее, был его рук дело? Этот человек был способен на любые подлости. Тринадцать лет назад он выжил ее из дома матери, а потом изнасиловал и саму мать. Хуже всего: он не испытывал ни малейших сожалений, совершая свои мерзкие злодеяния.