Я приняла с удивлением и радостью его странное предложение, хотя о восточных ритуалах слышать и читать мне приходилось очень мало.

Сердце мое замерло. Я прижалась к оконному стеклу, разглядывая бледное марево песков. Показалась какая-то забытая богом станция.

Поезд затормозил и я высунулась из окна. Сверкающее пламя солнечного света опаляло песок.

Вдруг я увидела, как к вагону подъехали несколько всадников. Двое из них говорили по-английски. Остальные переговаривались на незнакомом мне наречии. Среди них были индусы.

Я увидела в руках у людей огромные слоновьи бивни. Белые бивни сливались с песком и потому казалось, что смуглые индусы несут на своих ладонях песчаные гребни.

Через несколько минут слоновая кость была погружена. И я, удовлетворив отчасти свое любопытство, вздохнула.

В это время ко мне подошел один из тех людей, что говорили по-английски. Он посмотрел на меня так прямо и пристально, что я смутилась, хотя в последнее время со мной такое бывало нечасто.

— Как вас зовут? — спросил молодой человек.

Я подняла глаза и увидела его загорелое, с правильными чертами лицо. Что-то такое было в этом лице, отчего хотелось вновь и вновь смотреть на него. Может быть, глаза… ясные, глубокие, синие, как небо, с едва заметной грустинкой. Или то была скорбь…

— Как вас зовут? — еще раз спросил незнакомец.

— Джен… То есть… миссис Рочестер… — ответила я.

Он улыбнулся и кивнул:

— Вы, наверное, впервые в Индии…

— Я еду в дом барона Тави, это знакомый моего покойного дяди… Мы с мужем собираемся устроить там ферму…

— Да, я знаю его, — спокойно сказал молодой человек.

— Кого? — удивилась я, не сводя глаз с его лица.

— Барона Тави, — ответил он. — Не могли бы вы передать ему мои вещи? Я поставлю их в вагон…

— Мне это не сложно, — ответила я. — А вы, что же, не поедете?

— Нет, я останусь здесь. Он махнул рукой куда-то в сторону белесого горизонта.

— Но куда же вы пойдете? — воскликнула я.

Он рассмеялся.

Я удивилась разнообразию выражений его лица. Они мгновенно менялись. Этот человек явно располагал к себе.

— Все хорошо, не беспокойтесь, — сказал он. — Мое имя Джин Стикс. Не случайно я подошел к вам. Вы, по-видимому, одна. Я хотел узнать, куда вы направляетесь, чтобы быть полезным, чем смогу.

Все это он говорил неторопливо и спокойно.

Я ждала, не прибавит ли он естественного в таком случае извинения за доставленное беспокойство. Однако Джон Стикс молчал. А я не могла оторвать взгляда от его глаз.

Он опять засмеялся.

— Почему вы смеетесь? — быстро спросила я.

— О, нет, — медленно проговорил он. — Я только улыбнулся воспоминанию. Однажды мне подарили стайку колибри — в белой алюминиевой клетке, полной зелени. Я выпускал их. Эти птички должны быть вам известны, миссис Рочестер, по рисункам и книгам. Я выпускал их и наблюдал, как они летали ночью, эти крылатые драгоценности, маленькие, будто феи цветов.

— Удивительно! — воскликнула я, забыв о приличиях. — А возвращались они потом к вам?

— Я созывал их особым свистком, короткой трелью. Заслышав сигнал, они возвращались немедленно.

Я воодушевилась.

— Вот то же — восковые лебеди, пустые внутри… Если поводишь палочкой, они плывут и расходятся, как живые. Это было давно. Мне кто-то подарил их. Я очень любила, бывало, водить палочкой.

В это время поезд тронулся.

— Желаю вам успеха, миссис Рочестер! — крикнул Джон Стикс.

На белом песке слились наши тени. И через несколько секунд я видела лишь смутные очертания Джона. Он сел на коня и взмахнул рукой.

Я больше не могла рассмотреть его лицо, я глядела, словно сквозь задымленное стекло. «Лучи солнца прямо в глаза», — подумала я.

Колеса поезда застучали на стыках, Джон Стикс растаял в белой песчаной пустыне. Все исчезло. И за окном ветерок взметнул пыль.

— Это я сплю среди белого дня, — сказала я себе, протирая глаза.

Однако до самого города я так и просидела в сладком оцепенении. И лишь услышав лязг вагонных буферов, шум вокзала, я встрепенулась, вышла на перрон и взяла извозчика, чтобы поехать к дому барона Тави.

Извозчик свернул к зеленеющей перспективе садов среди оград. Эмаль, бронза и серебро сплетали по обеим сторонам дороги затейливые узоры.

Это был город.

Большую часть занимали двухэтажные каменные постройки, как правило, с верандами и балконами. Они стояли тесно, темнея распахнутыми окнами и дверями. Иногда за углом крыши чернели веера пальм. Изобилие бумажных фонарей всех цветов, форм и рисунков мешало различить подлинные черты города, утонувшего в каком-то празднестве.

Фонари висели вверху, поперек улицы, светили на перилах балконов, среди ковров, красовались на пальмах.

Иногда перспектива улицы напоминала сказочный спектакль: огни, цветы, лошади, суетящиеся люди… Голоса людей смешивались со стуком барабанов и пронзительным гудением раковин.

— Скажите, пожалуйста, — спросила я у своего провожатого, сидевшего рядом и добросовестно державшего мои чемоданы, — что это у вас все гремит? Какой-то праздник?

— Сегодня день свадеб, — ответил молодой индус. Это объяснение развеселило меня, и в прекрасном настроении я перешагнула порог дома барона Тави.

Мой провожатый куда-то исчез и я оказалась в помещении, не очень большом, обставленном как гостиная, с мягким ковром на полу.

В креслах, скрестив ноги, сидело множество мужчин в белых костюмах.

— Надеюсь, ваш хваленый мистер Рочестер не говорил этого, — раздался голос одного из молодых мужчин, сидевших спиной ко мне.

— Вот новости! — воскликнул его приятель.

— Надеюсь, мистер Рочестер не нанес вам оскорблений?

— Я не злобен.

Я заметила, что между столиками, за которыми сидели мужчины, помещались крытые синей тканью столы с чернильницами и стопками писчей бумаги. Здесь сидело человек тридцать, расслабленных от жары, с расстегнутыми жилетами и мокрыми волосами.

«Куда же я попала?» — с недоумением подумала я.

Но уже встал из-за стола, гремя колокольчиком, пожилой человек; его почти безбровое лицо с толстыми щеками раскрылось круглым «о» сочного рта; он требовательно закричал:

— К порядку! Внимание! Тише!

Увидев меня, он быстро, насколько позволяла его грузность, пересек зал и, поспешно взяв меня под руку, направился к двери:

— Что вы тут делаете? Женщинам сюда нельзя! Нельзя!