Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но это не помогло избавиться от слуховых галлюцинаций, ибо через секунду в голове раздался ужасный хохот:
«Ты это сделал, Васин! Ты!»
«Нет!»
«Да!!»
— Васин! Васин!! — заорали прямо над ухом, а затем раздался приглушённый стук, словно на пол кинули мешок с картошкой.
Трясущимися руками держась за стену, начал вставать и приоткрыл один глаз, дабы посмотреть, что в этом жестоком мире происходит.
А там творилось чёрт знает что!
Лежащий на полу Кравцов, держась за сердце, словно заклинавшая пластинка, брызгая слюной и страшно тараща на меня глаза, кричал лишь одно слово: «Васин!!»
Его эпилептический припадок пытались утихомирить капитан корабля и матрос, который, дабы поднять полковника, бросил штурвал.
Я хотел было напомнить заблудшему товарищу, что корабль сейчас, в прямом смысле слова, неуправляем, но, открыв рот, понял, что ничего произнести не могу — в горле всё пересохло. А могу я лишь мычать, произнося не членораздельные звуки, которые никак не могли перекрыть звуки бушующего за окном шторма.
Раскаты грома, ливень и ежесекундные всполохи молний за окном не утихали ни на секунду. Создавалось впечатление, что за грехи мои тяжкие, нас всех собрались отправить прямиком к Нептуну.
В этот момент открылась внутренняя дверь, и на капитанский мостик вбежал взъерошенный Лебедев!
— Васин! Васин!! — подбежав ко мне, принялся орать он, при этом схватив меня руками за плечи и начиная трясти.
— Воды, — только и смог прохрипеть.
— Васин! — поддержал его пытающийся встать Кравцов.
— Как ты мог?! Васин! Васин!! Что ты наделал?! — орал мидовец перекрикивая ураган бушующий снаружи.
Мир стал крайне агрессивен, поэтому милый страус, не найдя в водной пустыне песка, окунулся в свои мысли, закрыв глаза.
— Васин! Васин!! Васин!!! — тем временем продолжал неистовствовать Лебедев, тряся меня словно куклу. — Как ты мог такое натворить?!
Было очевидно, что от меня требуют отчета, поэтому я решил его дать чётко и громко.
— Я не знаю, — еле слышно пискнул страус и вновь спрятался в себя.
— Как это не знаю? Ты что, без сознания был?
Но страус не ответил. И не потому, что не мог говорить, а потому что на мостик влетела очередная и, в общем-то, закономерная гроза.
— Саша! — воскликнул женский голос, который без сомнения принадлежал моей маме.
«Ух, вот и поддержка. Наконец-то!» — обрадовался милый страус, быстро вытащив голову на белый свет. Открыл глаза… и тут же их закрыл, получив пощёчину.
«Ну вот, расстроил маму», — с сожалением сказал я себе, потирая щёку и прячась всё глубже и глубже в воображаемый песок. — Лучше бы на белый свет и не вылезал».
А мама, тем временем, отстранив орущего Лебедева, обняла меня и, уткнувшись мне в плечо, начала плакать, причитать и ругать своего маленького и глупенького сынишку. Лебедев упирался, не собираясь сдаваться. Он кричал так громко, что голова попросту начала болеть. Атмосфера явно была не рабочая, и конструктивно что-то решить в ней не представлялось возможным.
Милый страус приоткрыл на мгновения глаз, увидел, что Кравцова, наконец, подняли с пола и, под претензии, высказываемые мамой в адрес Лебедева, вновь спрятался в воображаемый домик.
— А вы куда смотрели? — вполне резонно предъявляла мамуля мидовцу. — Я доверила вам Сашу, а вы всё прошляпили! Где были ваши глаза и уши в тот момент, когда моего ребёнка обольщали? А?!
— Я в этом деле абсолютно не причём! Меня там уже не было! Я отбыл в Союз в тот момент.
— В какой ещё момент?!
— В тот, когда происходило это безобразие!
— А кто был в тот момент? Кто ответственный? Вы же не будете утверждать, что мой сын там шлялся сам по себе.
— Буду! Ваш сын действительно ведёт себя как эгоист! Ему чужд коллективный труд! Так что не надо бросаться обвинениями и претензиями! Тем паче — они не по адресу, — отмазывался в свою очередь Лебедев и, по всеобщей традиции бюрократов всех времён и народов, перешёл от обороны к наступлению, дабы снять с себя любую вину, переложив её на другие плечи: — Это Вам нужно было больше времени уделять воспитанию сына. Тогда бы и проблем не было с его поведением за рубежом. Тогда бы он не прыгал бы на первую попавшуюся.
— Так это я виновата, что вы все спите на работе? Вас зачем туда посылали?! Чтобы следить? Так почему не уследили?!
— За Вашим сыном уследить нереально! Он сам по себе. Что хочет, то и делает.
— Тогда не надо было заставлять его выступать на этих ваших выступлениях! Я вам его доверила! Куда вы все смотрели, когда эта курица моего Сашу совращала?!? А вы ни сном, ни духом!
Лебедев, вероятно, понял, что этот разговор может быть бесконечен, поэтому попытался перейти к конструктиву:
— Да смотрели мы! Не знаем мы, когда это произошло! Сейчас разберёмся.
— Плохо смотрели значит! И вообще, кто она такая?!
— Это Мотька, — шёпотом пояснил я.
— Кто? Мотька?! Что ещё за Мотька?!? — начала трясти меня за плечи мамуля, требуя горькую правду. — Что ещё за Мотька?! Где ты её взял?!
— Просто Мотька, вот и всё, — пояснил милый страус в ответ.
— Это не Мотька, а Мальвина. Точнее Марта. Марта Вебер — известная немецкая певица, — вошёл в разговор полковник Кравцов.
— Певица? Ещё и иностранная? О боже!! — закричала мама и вновь меня начала трясти. — Где ты её взял?!
— В ФРГ…
— На концерте? Она тоже там выступала?
— Угу…
— Я так и думала! Я знала, что этим закончится! — зло проговорила мама зарыдав: — Саша, Сашенька, ну зачем ты связался с этими певичками?! Что тебе не хватало?! Зачем тебе эти выдры облезлые?! Ты знаешь, каких болезней ты от них можешь нахвататься? Они же все взбалмошные! Сегодня с одним, завтра с другим!
— Да, она вроде бы не такая, — прошептал я.
— Все они такие! Ты слышишь меня? Все! — поясняла мама, не забывая трясти меня и вытирать себе слёзы носовым платком.
— Я больше не буду.
— А больше, Васин, и не надо! Ты уже всё сделал! —