class="p1">— Эй, постойте! А где я вас найду? И кто это «мы»? — но незнакомец был уже далеко, и запоздалые вопросы остались без ответа.

Кирилл опустил концентратор в карман брюк и побрел дальше по аллее ко входу в здание. Он еще не успел осознать, что произошло.

Значит, этот самый Альфред Эдуардович с отцом не знаком. И занимается он, явно, физикой, а не метеорологией. Или психологией? Концентратор эмоциональной энергии мог родиться на стыке двух дисциплин. Городской Политех не зря славился на всю страну. В нем учились когда-то люди, сделавшие себе имя в мировой науке. Так что выбор его для перспективного эксперимента не случаен.

С другой стороны, непонятно, откуда Альфред Эдуардович вообще узнал о Кирилле. Если он занимается психологией, то рекомендовать ему Кирилла мог только кто-то с физфака. Среди психологов знакомых у него не было.

Кто же мог ему удружить? Как там сказал этот чудак? «Мы рассмотрели множество кандидатур». Получается, кто-то искал подходящего человека, возможно, наводил справки… А вдруг за ним следили?! Это вполне вероятно. Кто знает, какими критериями руководствовались таинственные знакомые Альфреда, выбирая себе помощника. Или жертву? Так ли безопасен этот концентратор?

Кирилл вытащил коробочку из кармана. Розовенькая, круглая. Лучше бы ее предложили поносить какой-нибудь девушке. Такая штуковина в руках мужчины вызовет ненужные вопросы. Впрочем, всегда можно сказать, что купил ее в подарок любимой девушке.

Концентратор был тяжелый и чуть теплый на ощупь. Интересно, если бы Кирилл купил такую пудру Насте в подарок, она бы взяла? Вряд ли. Они ведь, наверное, бывают разные. Надо знать, какую покупать. Удивительно, как размышления на любую тему съезжали всегда на Настю.

Может быть, пойти в деканат и посмотреть, не поможет ли концентратор погасить смущение. Вдруг с его помощью удастся поговорить с Настей? Например, про отчет. Кирилл хотел во всем разобраться, понять, в какую историю он попал. А для этого прежде всего следовало выяснить, действительно ли коробочка поглощает эмоциональную энергию. Вдруг это просто записывающее устройство, и с помощью такого несложного трюка Альфред получит возможность узнать о новейших разработках в области темпорологии, ведущихся на кафедре? Или даже в стране, если Кирилла пригласят на профильный семинар в столицу?

Прибор следовало проверить, поэтому Кирилл решил после занятий отправиться в деканат. Как настоящий ученый, он собирался поставить опыт на самом себе.

РоманОвичу вырезали аппендикс, поэтому он не мог читать лекции по темпорологии. А в прошлом месяце у него болела мать, а до того он ездил в Женеву на симпозиум. Кириллу постоянно приходилось его подменять, но сегодня все пошло как-то не так. Результаты прочитанной лекции совершенно обескуражили аспиранта. Материал он, безусловно, помнил. Но обычно зажигающий студентов своим энтузиазмом и интересом к предмету, в этот раз он чувствовал себя до болезненности вялым и равнодушным, что и сказалось на настроении аудитории. В течение всех полутора часов лекции в зале слышался негромкий гул голосов, смешки, скрип стульев…

Такое невнимание со стороны Кирилл почувствовал в первый раз. «Неужели я болен? — он потрогал ладонью лоб, — Да нет, вроде бы здоров. Что же это со мной? А вдруг я всегда так читаю лекции и раньше просто не замечал шума в аудитории?» С этими грустными мыслями он запер дверь на ключ и, положив его в карман вместо того, чтобы, как всегда, повесить на доску для ключей, задумчиво побрел к выходу мимо ошарашенной вахтерши.

— Кирилл Сергеевич! — крикнула она ему вслед.

Но ни на кого не обращая внимания, Кирилл медленно, с трудом покинул здание, пошел по аллее, свернул к парку и присел на первую же лавочку, попавшуюся на пути. Он не замечал ни теплого апрельского солнышка, ни веселого чириканья воробьев, ни гомона студентов, катающихся по дорожкам на скейтбордах. Постепенно аспирант потерял связь с действительностью и то ли погрузился в сон, то ли ему привиделся какой-то другой мир.

Он не понял, какая страна и какой век ему снились. Почему-то Кирилл подумал, что это прошлое. Кажется, это была Франглия, поскольку во сне ему привиделась немолодая знатная дама с типично франглийским худым лицом и властно выдвинутым вперед подбородком, статная и чопорная.

Женщина была одета в длинное серое платье. Комната, в которой она стояла, казалась просторной и богато обставленной. На окнах висели тяжелые сиреневые шторы, стены обиты светлой шелковой тканью, на белом потолке — великолепно сделанная лепнина. Диван и кресла явно работы мастеров семнадцатого века: он видел такую мебель в антикварном магазине. Старинный резной лакированный секретер и высокий стул около него служили хозяйке для написания писем и подсчета расходов. На секретере слева и справа стояли бронзовые канделябры. Еще там виднелись чернильница, перья и металлический колокольчик.

Деревянная коричневая дверь вела в соседнее помещение. Там в небольшой комнатке с бежевыми стенами и с узким окном, выходящим в парк, возможно, кабинете, сидел черноволосый юноша лет двадцати пяти. Он склонился над дешевым, испачканным чернилами столом, освещенным двумя свечами в простеньких подсвечниках. Кроме стола и стула, в кабинетике ничего не было.

«Секретарь», — почему-то подумал Кирилл.

Секретарь склонил голову над листом гербовой бумаги, старательно выводя буквы каллиграфическим почерком. Он переписывал набело список с лежащего перед ним сероватого шершавого листа. Писал он гусиным пером, часто макая его в серебряную чернильницу и аккуратно стряхивая лишние чернила, чтобы не поставить кляксу. Пламя свечей слегка шевелилось, разбрасывая по комнате полупрозрачные тени. Ветка дерева, гнущегося на ветру, стучала в стекло, но молодой человек не обращал на это никакого внимания. Неожиданно раздался серебряный звук колокольчика. Стало понятно, что секретаря зовет хозяйка.

Молодой человек положил перо на подставку и, одернув сюртук, поспешил открыть дверь своей комнаты, смежной с большим шикарным кабинетом хозяйки.

— Вы звали меня, леди Мортимер?

Леди Мортимер стояла у окна, открытого несмотря на прохладный день. Тяжелые бархатные портьеры шевелились на ветру, как живые. Но женщина, казалось, не замечала ни сквозняка, ни липкой сырости, проникающей внутрь комнаты. Щеки ее пылали, а глаза горели недобрым огнем.

Кирилл понимал, что перед ним разворачивается не фильм, а сцена из реальной жизни. В помещении пахло пылью и старым деревом. Холодные капли висели на ветвях за окном. Прическа дамы слегка растрепалась, из нее выбились две непокорные прядки и свисали теперь над левым ухом. Но дама этого не заметила, видно, была чем-то сильно взволнована. Секретарь, напротив, был спокоен и сосредоточен. Он почтительно поклонился и застыл в ожидании. Кирилл внезапно понял, что секретарь относится к своей госпоже с легким презрением. Он смотрел на нее,