и Петьке, но классу к седьмому до того наловчился, что стал плавать быстрее всех. Потом мальчишки вместе ловили крабов, а подальше в море около валуна ныряли за мидиями. Когда народ уходил с пляжа ужинать, их компания жарила мидий на костре и ела. До чего это было вкусно! Тогда еще за пожароопасными действиями никто не следил. А бабушка вечером ругалась, что у него нет аппетита.

Отец все время был в разъездах. Но однажды, когда Кирилл уже заканчивал школу, отец на заработанные в экспедиции деньги купил ему подержанный Рено. Кирилл себя не помнил от восторга! Мать, правда, запрещала ездить на машине в институт, но пару раз он все-таки съездил на лекции и добился восторженных взглядов однокурсниц.

Теперь он ездит на Рено, когда захочет, и это ни на кого не производит особого впечатления. Да и машина уже старенькая — она больше времени проводит в ремонте, чем на трассе.

Что-то он развспоминался, как старик. Нужно заняться делом, хоть и неохота, но он же не Копейников какой-нибудь, который прогуливает его лекции — у Кирилла есть сила воли. Воробьев взглянул на улицу, где на акации под окном щебетала маленькая птичка с красным брюшком, а по синему небу плыли белые, как рваная вата облака, и взялся за конспекты.

С горем пополам прочитав очередную лекцию, Кирилл направился домой. Похоже, виноват был прибор. Кирилл целую неделю честно держал данное Альфреду Эдуардовичу слово. Но ведь есть же предел человеческому терпению?! Носить в кармане новый экспериментальный аппарат и даже не попробовать разобраться, как он работает — это оказалось выше его сил. Физик он или нет?

У мамы вечером собрание, и очень кстати. Никто не помешает ему заняться исследованиями. Следовало поторопиться, пока ее нет дома. На площадке перегорела лампочка, и Кирилл никак не мог отпереть дверь — не попадал ключом в замочную скважину. Влетев, наконец, в квартиру, он сразу бросился в свою комнату, зачем-то задернул шторы и включил настольную лампу. Вынув из кармана концентратор, он разместил его в освещенном круге и принялся внимательно разглядывать. Правда, его новый знакомый предупреждал, что вскрывать устройство нельзя, это может привести к неконтролируемому выбросу энергии. Делать этого Кирилл пока не собирался.

Прежде всего следовало прибор сфотографировать. Кирилл достал из ящика старенькую линейку, положил рядом с концентратором, поправил лампу и сделал несколько кадров. Затем он перевернул устройство другой стороной кверху и повторил операцию.

В узких полосках-прорезях бежали огоньки. Вооружившись лупой, Кирилл тщательно обследовал всю поверхность, но не обнаружил даже технологического шва. Как же его собирали? Тем более, что это опытный экземпляр, и, значит, сделан вручную.

То ли от тепла человеческой руки, то ли по другой какой-то причине концентратор немного изменил форму, разбух и стал гораздо меньше напоминать пудреницу. Он тихо гудел, а когда Кирилл опять положил его на стол, начал вращаться. Это медленное вращение почему-то напугало Кирилла, но подействовало на него гипнотически. Он не мог отвести взгляд от розового волчка, хотя сейчас ему уже не хотелось ничего исследовать, а хотелось оказаться как можно дальше и от прибора, и даже от собственного дома.

В этот момент в дверь позвонили. Резкий звук вывел Кирилла из транса. Встряхнувшись, он отправился открывать дверь. На пороге стоял тот самый двоечник, которому он в порыве великодушия одолжил свои лекции.

— А, это ты. Ну что, выучил? Или отсканировал и наделал шпаргалок? Имей в виду, этот номер не пройдет. Я буду спрашивать тебя лично по всему курсу. Посидим часика три…

— Конечно — конечно, — ответил Генка, который, действительно, прочитал только первые лекции. — Большое спасибо. Я учу. Там кое-что непонятно. Можно, я вам покажу?

— Давай сюда, — не слишком любезно буркнул Кирилл. Копейников протянул ему лекции с вложенной в них расческой.

— Там один график я не понял, и еще формула не выводится. У вас написано «очевидно, что…». А мне ничего не очевидно.

— Я сейчас занят. Приходи в другой раз.

— Так послезавтра коллоквиум у нашего курса. Давайте, я лучше посижу, подожду, пока вы освободитесь.

Это было совершенно некстати, но, с другой стороны, пусть подстрахует. В конце концов, мало ли что.

— Ладно, заходи. Только сиди тихо. Звук услышу — выгоню.

Несмотря на веские доводы в пользу исследований Воробьев чувствовал себя школьником, без спроса залезшим в химический кабинет в поисках чего-нибудь эдакого… Ветер из открытой форточки шевелил шторы, не давал воздуху застаиваться, но лоб Кирилла все равно покрылся испариной.

— Что это вы делаете? Можно мне посмотреть? — не выдержал любопытный Генка.

Кирилл хотел рявкнуть на него, однако передумал. Концентратор перестал вращаться, не издавал никаких звуков и не вибрировал, но все же по каким — то неуловимым признакам чувствовалось, что он работает.

Для начала Кирилл внимательно рассмотрел концентратор через лупу, но ничего нового не увидел. Определить материал не удалось. Отскоблить кусочек ножом он не решился, поковырял ногтем. Казалось, коробочка поддается при надавливании. На крышке даже осталась еле заметная впадинка — след ногтя. Кирилл потер вмятинку пальцем, желая устранить след. В комнате запахло озоном. Заинтересовавшись, он потер сильнее, и вдруг обнаружил, что на гладкой поверхности появились круглые пятнышки чуть-чуть другого оттенка. Расположенные в шахматном порядке, они напоминали кнопки, но были так малы, что нажать на них можно было лишь остро заточенным карандашом. Вооружившись шилом, он дотронулся до крайней левой точки. Небольшой радужный шар вылез из ближайшей к кнопке прорези и медленно поплыл по комнате. Он плыл не спеша, потихоньку вращаясь и как-то странно искажая окружающую действительность. Сначала Кириллу показалось, что все дело в эффекте преломления, но потом эту версию пришлось отбросить. Что бы это могло быть? Шаровая молния? Проплывая мимо шкафа со стоящим на нем маминым любимым папоротником, шар отразил в своей полупрозрачной глубине могучий ствол какого-то мощного растения. Последовательно проплывая мимо часов, керамической тарелки на стене, большого календаря, он самым непостижимым образом менял их изображения, придавая им причудливые, гротескные формы.

Ровное течение Т-ЭМ поля нарушалось в одной, микроскопической в масштабах Вселенной, точке. Плавные изгибы силовых линий превратились в ней в грубые изломы. Напряженность поля росла. Узкое пространство словно железной рукой хватало и втягивало в себя материю.

Перед глазами Кирилла возникла уже виденная им комната. Тяжелые бордовые портьеры слегка шевелились, хоть окно и было закрыто.

«Ну и сквозняки у них там», — невольно подумал Кирилл.

Радужный шар плыл перед глазами, открывая все новые детали интерьера.

Комната казалась пустой, лишь в очаге горел огонь и освещал