«Жареные петухи» – в устах Надежды был почти комплимент.Ненависть ее ко всем неевропейцам стала в команде Виктора Яценко притчей воязыцех. Не раз ему приходилось отказываться от опытных, с прекраснымирекомендациями охранников, шоферов и прочего персонала только потому, что онипринадлежали к лицам, как принято выражаться, «кавказской национальности», иНадежда ставила вопрос ребром: они – или она. Надежда отказывалась сопровождатьна рынок повариху Ирочку, потому что там было «полно черных». Кавказскиеконфликты были для нее подарком судьбы! Однако обойтись без контактов с арабамиВиктор никак не мог, в этом был смысл его бизнеса, и в Египте Надеждеприходилось держать себя в руках. Впрочем, на переговоры ее не брали:мусульмане не допускают женщин на секретные переговоры, даже если это БМП. Отвида двух других охранников, белокурых бестий Григория и Женьки, подкашивалисьноги у любого темнокожего смельчака, ну а женщин здесь не принимали всерьез.Однако с местными жителями Надежда общалась с видом крайней брезгливости, а ужкогда встречала негра – ее отвращением к «черномазому» мог бы восхищаться самыйярый куклуксклановец. Надежда была крутая, отъявленная расистка, и это служилоповодом для неисчислимых шуточек в окружении Хозяина, однако сейчас впервые вголосе Надежды, кроме презрения к «жареным петухам», звучала еще и озабоченность,и даже нечто вроде встревоженного уважения.

– Что им надо? – вяло повторила Марьяна, сползая на пол: онавдруг как-то сразу обессилела, все сделалось безразличным, даже пальба из-задвери. – Может, и правда: Виктора уже убили, теперь наша очередь.

Надежда метнула в нее испепеляющий взор:

– Дура! Дура! Если он убит – какой смысл в нашей смерти?Уходит Виктор – уходит все: контакты, адреса, проекты, суммы, будущие договоры…Если убрать Саньку с Ларисой – точнее, Саньку, потому что кому нужна эта киска?!– Виктор все равно что тоже убит. Его тогда ничем не проймешь. Его тогда хотьнапополам режь!

Какой кошмар все эти разговоры!.. Однако кошмарпродолжается. И на полицию, судя по всему, рассчитывать не приходится: если еедо сих пор нет, значит, никто не поднял тревогу. Ох, ну зачем, зачемпонадобилось Виктору послушаться Ларису и забраться на эту экзотическуюкаирскую окраину, ведь для него не только отели в районе Баб-аль-Хадид,Клот-бей и вокруг мечети святого Хусейна, даже «Дар-ас-Салам», даже «Александрия»не роскошь, а так себе, номерки по средствам! Что прельстило его в этойуединенной вилле, кроме названия «Клеопатра» и почти опереточной роскоши, стольконтрастирующей с прилегающими районами Старого Мисра, одного из старейшихкварталов Каира?

И вот вам результат, как в той песенке. Отсюда хоть три годаскачи – ни до какого полицейского не доскачешь!

Новые щелчки-выстрелы вырвали Марьяну из страшных раздумий ислились с сердитым плачем Саньки.

«Разбудили ребенка! А вдруг начнется приступ?!» – вскинуласьМарьяна, и страх ее вмиг исчез.

– Почему не стреляешь? – воскликнула она, пытаясь сквозьпыль, оседавшую с простреленных стен, разглядеть, не задело ли Надежду:пышнотелый диван оказался для Марьяны отличным прикрытием, а вот каково за крошечнымкомодиком?

Однако за комодиком Надежды не оказалось. Марьяна толькособралась удивиться, как вдруг ее кто-то потянул за ногу. Взвизгнув, обернулась– и увидела Надежду, которая, распластавшись на полу, легко скользила к двери вспальню, умудряясь при этом тянуть Марьяну за пятку и грозить кулаком, призываяк тишине. Марьяна плюхнулась плашмя и успела оказаться за спасительной дверьюпрежде, чем гостиную прошила новая очередь, искромсав две драгоценные чеканныевазы, только вчера подаренные Виктором жене и якобы добытые в гробницекакого-то фараона – не самим Хозяином, конечно, но тем не менее древниеподлинники.

Не успела Марьяна подняться на ноги, как Санька с радостнымписком скатился с кровати, налетел на девушку и покрыл ее лицо шквалом мелких,щекочущих поцелуев. Ей-Богу, он ни чуточки не был напуган. Пожалуй, даже неслышал пальбы, а проснулся от грохота стекла.

– Ах ты, мой лизун ненаглядный! – пробормотала Марьяна – игорло стиснуло от самозабвенной нежности к этому чужому сыну, от его милогодетского запаха, от той беззаветной любви, которую мальчишка щедро дарил своейгувернантке – мамке-няньке, как насмешливо называла ее Лариса, если и ревнуя кМарьяне сына, то никогда не снисходя до того, чтобы эту ревность обнаружить.

Сейчас Лариса на них тоже не взглянула. Все еще в однойрубашке, она стояла у окна и осторожно всматривалась в улицу сквозь шелковыезеленые жалюзи.

– Там еще двое, – не оборачиваясь, сообщила она, да такспокойно, словно готовилась к сегодняшней стрельбе как минимум за год. Авпрочем, подумала Марьяна, не исключено, что и впрямь готовилась: жене ВиктораЯценко надо быть ко всему готовой. И вообще, вид у нее был такой невозмутимый,будто Надежда и Марьяна не вползли в ее спальню из насквозь простреливаемойгостиной, а, например, явились из ресторана, стуча каблучками и мило болтая. –Но очень тщательно скрываются. Их тени дастаров выдали, иначе я бы нипочем недогадалась.

– Тени? – недоверчиво переспросила Надежда.

Пригнувшись, приблизилась к окну и коротко хохотнула:

– Во козлы! И впрямь – самого мужика не видно, а тень чалмыторчит. Снять бы его, мудилу!

Она вскинула пистолет, да спохватилась:

– Нет, потом. А пока помогайте, барышни! – И, натужась,поволокла с кровати огромный, тугой и скользкий матрас.

– Не проще ли позвонить в полицию? – лениво предложилаЛариса, и тут Марьяна впервые заметила тень растерянности на лице Надежды:

– Ч-черт… сотовый остался в сумке, а сумка в гостиной!

Да, в гостиную уже не вернешься, телефончик не заберешь!Лариса презрительно искривила губы:

– Странно, что ты пистолет успела из сумочки достать.

– Пошла ты, – буркнула Надежда, сражаясь с матрасом. –Твой-то сотик, например, где? Опять забыла на подзарядку поставить? Так вот имолчи. Да помогайте же, дуры!

«Дуры» наконец-то сдвинулись с места. Втроем они почтизапросто воздвигли матрас возле двери, а рядом нагромоздили всю мебель, какуютолько смогли перетащить. Эту баррикаду взяла бы лишь граната или дажепротивотанковое ружье, так что появилось время передохнуть: судя по звукам,нападающие все еще сражались с первой линией обороны, платяным шкафом. СлаваБогу, вернее, Аллаху – шкаф почему-то поставили в гостиной, а не в спальне.

В антракте Лариса закурила, Марьяна села в уголке с Санькойна коленях, а Надежда вернулась к окну.