— Ты в порядке? — спросила она аэрокамеру.

Моггл мигнул ночными фарами.

— Хорошо. Только в глаза не свети, ослепнуть можно.

Рен поработал и над мозгом аэрокамеры. Настоящий искусственныйинтеллект был под запретом, но обновивший Моггл был не просто железкой, набитойэлектроникой и снабженной подъемным устройством. С тех пор как с ним повозилсяРен, Моггл запомнил любимые ракурсы Айи: он сам знал, когда сделать панорамныйкадр, а когда — увеличение. Он умел даже заглядывать в глаза Айи и находить тамответ.

Но почему-то с ночным зрением у камерыбыло плоховато.

Айя лежала зажмурившись и старательно прислушивалась,дожидаясь, когда пропадут радужные круги. Ни шагов, ни урчаниядронов-смотрителей. Ничего, кроме приглушенного ритма басов,— музыка доносиласьиз здания интерната.

Поднявшись, Айя отряхнулась. Конечно, вряд ли бы кто-нибудьобратил внимание на то, что к ее балахону прилипли мокрые травинки. «Бомбилыреноме» одевались так, чтобы оставаться незамеченными. Бесформенный балахон скапюшоном был идеальной маскировкой для проникновения на вечеринку.

Айя покрутила на запястьях магнитные браслеты, и из кустоввылетел припрятанный там скайборд. Встав на него, она повернулась лицом ксверкающим огням Красотвилля.

Вот странно: все до сих пор так называли этот район, хотябольшинство его обитателей уже не были красавцами и красотками — по крайнеймере, в прежнем смысле. Теперь в Красотвилле было полным-полно пикселекожих ипласт-шутов, и вообще — тьма народу, изменившего внешность в дань последнеймоде. Ты мог выбрать для себя обличье из миллиона разновидностей красоты илиуродства. А мог всю жизнь прожить с лицом, доставшимся тебе от природы. Теперь«красивый» означало «бросающийся в глаза».

И все же одно в Красотвилле осталось неизменным: пока тебене исполнилось шестнадцать, появляться там было нельзя — особенно ночью, когдапроисходило все самое интересное. И тем более если ты был «экстрой» —безвестным неудачником.

Глядя на город, Айя вдруг ощутила свою невидимость. Каждыйиз миллиона сверкающих огней означал одного человека из числа ни разу неслышавших об Айе Фьюз. И возможно, никому никогда не суждено будет узнать о ней.

Она вздохнула и погнала скайборд вперед.

На официальных радио- и телеканалах всегда повторяли, чтоэпоха Красоты миновала навсегда и человечество обрело свободу от дурманакрасотомыслия. Ведущие передач утверждали, что все различия между красавцами,уродцами и стариками стерты. Еще говорили о том, что за последние три годапоявилось множество новых технологий, влияющих на развитие будущего.

Но, насколько видела Айя, изменилось далеко не все...

Пятнадцати летним по-прежнему было тошно.

— Видишь? — прошептала Айя.

Моггл уже приступил к съемке. В линзах его объективовотражались огни безопасных фейерверков. Над крышами особняков покачивалисьвоздушные шары. Самые отважные туляки прыгали с крыш в спасательныхкуртках-парашютах. Это было так похоже на вечеринки прежних времен. Веселье иблеск.

По крайней мере, именно так старший брат Айи всегда описывалэпоху Красоты. Тогда каждому, кто достиг шестнадцатилетнего возраста, делалипластическую операцию, после которой ты становился красивым. Однако хирургитайно изменяли твою личность, превращая в болвана, чтобы тобой легко можно былоуправлять.

Хиро пробыл пустоголовым недолго. Шестнадцать емуисполнилось всего за несколько месяцев до того, как началась реформа «Чистыйразум» — революция свободомыслия — и всех красавцев и красоток вылечили. Хироговорил, эти месяцы были просто ужасными. Можно подумать, что развеселая,беспечная и тщеславная жизнь его прямо-таки напрягала. При этом он никогда неотрицал, что вечеринки устраивались потрясающие.

Но сегодня Хиро наверняка здесь отсутствовал: он был слишкомзнаменит. Айя сверилась с информацией на персональном дисплее айскрина. Среднийрейтинг внешности составлял двадцать тысяч. По сравнению с ее братом на этойвечеринке собрался заурядный народ. А вот для полумиллиона уродцев это былинастоящие легенды.

— Осторожнее, Моггл, — прошептала Айя. — Нам нельзя здесьнаходиться.

Она натянула на голову капюшон и вышла из тени.

В воздухе кишели аэрокамеры. От крупных, размером с Моггла,до крошечных, не больше пробки от шампанского, камер-папарпцци.

На сборищах технарей всегда было на что посмотреть. Толпылюдей невероятной внешности, море умопомрачительных технических новинок. Можетбыть, все теперь стали не такими привлекательными, как в эпоху Красоты, но ужвечеринки точно проходили намного интереснее. Оригинальные пласт-шуты спальцами-змейками и волосами в виде щупалец медуз. Одежда из струящихся тканей,складки которой развевались, как флаги на ветру. Безопасные фейерверки,пляшущие на полу, лавирующие у ног гостей и источающие ароматы благовоний.

Технари жили ради новых технологий. Они с удовольствиемдемонстрировали самые последние фокусы, а репортеры-«выскочки» любилипоказывать их в своих сюжетах. Бесконечный цикл изобретений и публичностиподстегивал рейтинг внешности, поэтому все были счастливы — то есть все, когосюда приглашали.

К Айе подлетела аэрокамера — так близко, что могла заглянутьв лицо. Айя опустила голову и стала пробираться к компании «бомбил реноме».Здесь, на публике, они все были в балахонах с капюшонами и походили набуддистских монахов из времен до эпохи ржавников. «Бомбилы» уже занялисьизлюбленным делом: они скандировали имя кого-то из своей компании, пытаясьубедить городской интерфейс в том, что рейтинг этой физиономии пора повысить.

Айя слегка поклонилась «бомбилам» и, старательно скрываясвое уродливое лицо, присоединилась к общему хору.

Смысл деятельности «бомбил реноме» заключался в том, чтобынарушить городской алгоритм репутации. Сколько упоминаний твоего имени былонужно для того, чтобы оно попало в первую тысячу? Быстро ли падал твой рейтинг,если все переставали о тебе говорить? Эта группировка на самом деле участвовалав крупном контролируемом эксперименте — вот почему все «бомбилы» были одетыбезлико. Ради анонимности.

Но Айя догадывалась, что большинству «бомбил» нет никакогодела до данных статистики. Они были просто болтунами, жалкими «экстрами»,пытающимися убедить самих себя в том, что они — знаменитости. Примерно такпроизводили «звезд» в эпоху ржавников. Несколько телеканалов раскручивалогорстку красавчиков, не уделяя внимания всем остальным.

В чем же был смысл репутационной экономики, если кто-то тебедиктовал, о ком нужно говорить?

Между тем Айя дисциплинированно скандировала чье-то имя,стараясь не выделяться на общем фоне, но при этом следила за экраном айскрина,на который транслировалось изображение с объективов Моггла. Аэрокамера плыланад толпой и выхватывала из нее лица.