Я жестом попросила тех, кто стоял и кланялся, сесть, а самаподошла к своему ожерелью. Подняв его с пола, я критически осмотрела его.

— Ты сломал застежку.

Я рассматривала ожерелье еще пару секунд, затем свирепоглянула на него.

— Ты сломал застежку, сорвав ожерелье с моей шеи, когда мыбились — но не вследствие моей смерти. Очевидно же.

Я едва вспомнила о схватке с этим парнем прошлой ночью. Онбыл одним из многих. Я потеряла его из виду в самый разгар хаоса, но вероятно,после захвата этого "доказательства", Катрис решила отправить его систорией.

— Ты выглядишь изумительно, чтобы быть мертвой, моя дорогая,— сказал Дориан. — Ты должна присоединиться к нам и попробовать соус, которыйпринесла Ранелль.

Я проигнорировала Дориана по двум причинам: во-первых,потому что он ожидал этого от меня, и во-вторых, я знала, что не выгляжуизумительно. Моя одежда грязная и в клочьях, и я получила несколько ран отпрошлой ночной схватки. Судя по рыжей дымке, которую я заметила краешком глаза,мои волосы вились и торчали, примерно, в ста различных направлениях. Деньгрозился выдаться жарким, и в своем душном замке я обливалась потом.

— Нет, — выдохнул солдат. — Ты не можешь быть жива. Бэйлорпоклялся, что сам видел как ты упала — он сказал королеве...

— Ребята, может вы прекратите это? — потребовала я,наклоняясь к его лицу.

После этого, моя стража подошла ближе, но я не беспокоилась.Этот неудачник ничего бы не сделал, и, кроме того, я смогу за себя постоять.

— Когда же твоя проклятая королева прекратит оборачиватькаждый слух о Дориане или о моей кончине в официальные заявления? Неужели тыничего не слышал о законодательном акте Хабеас корпус? А, ладно, не важно.Конечно, ты не слышал.

— Вообще-то, — встрял Дориан, — я знаю латынь.

— В любом случае, это не сработает, — огрызнулась я наРябинового парня. — Даже, если я была бы мертва, это не помешало бы нашимКоролевствам растоптать ваши.

Это вывело его из ступора. Ярость сковала его лицо - яростьс долей безумного рвения.

— Ты полукровная сука! Ты единственная, кто отравляет намсуществование! Ты, Дубовый король, и все остальные, кто проживает на вашихпроклятых землях. Наша королева могущественна и великолепна! Она уже ведетпереговоры с Осиновым и Ивовым Царствами, чтобы объединиться против вас! Она растопчетвас и заберет землю, заберет и...

— Можно мне прикончить его? Пожалуйста?

Это была Жасмин. Взгляд её серых глаз умолял меня, и онанаконец-то вытащила свои наушники. То, что могло оказаться подростковымсарказмом, сказано было на полном серьезе. В такие дни, как эти, я жалела, чтооставила её в Ином мире, а не отправила обратно жить с людьми. Разумеется, ещене было слишком поздно для школьной реформы.

— Я не убила никого из твоих людей, Эжени. Ты же знаешь это.Позволь мне сделать что-нибудь с ним. Пожалуйста.

— Он парламентёр, — автоматически ответила Шайя.

Соблюдение протокола было её специальностью.

Дориан повернулся к ней.

— Наплюй на это, женщина! Сколько раз я тебе говорил, чтобыты перестала впускать их с дипломатическим иммунитетом. Будь прокляты военныеправила.

Шайя лишь улыбнулась, равнодушно относясь к его насмешливомунегодованию.

— Но он под защитой, — сказала я, внезапно почувствовав себяопустошенной.

Прошлой ночью сражение — больше напоминающее перестрелку —между моей армией и армией Катрис закончилось ничьей. Это настолькорасстраивало, что гибель людей с обоих сторон казалась совершеннобессмысленной. Я подозвала некоторых из моих стражников вперед.

— Выпроводите его отсюда. Подсадите его на лошадь, и недавайте ему с собой никакой воды. Будем надеется, что дороги будут благосклоннык нему сегодня.

Стражники покорно поклонились, а я тем временем повернуласьк человеку Катрис.

— А еще дай знать Катрис, что она тратит впустую свое время,независимо от того, как часто она хочет утверждать, что убила меня — даже еслиона управляет этим. Мы все еще собираемся довести эту войну до конца, и онабудет той, кто потерпит поражение. Она в меньшинстве и ограничена запасами. Онаначала эту борьбу в личных целях, и никто не придет к ней на помощь. Скажи ей,что если она беспрекословно сдастся, то тогда, возможно, мы будем милосердны.

Солдат Роуэн взглянул на меня, его злоба была вполнеощутима, но ответа не последовало. Лучшее, что он смог предпринять, так этоплюнуть на землю до того, как стражники увели его прочь. С очередным вздохом, яповернулась и взглянула на обеденный стол. Они уже принесли стул для меня.

— Здесь есть тосты? — спросила я, устало опускаясь на стул.

Тосты не были обычным пунктом в меню джентри, но слуги ужепривыкли к моим человеческим предпочтениям. Они все еще не могли сделатьприличной текилы, а о Поп-Тартс и речи быть не могло. Но тосты? Тосты были вприделах их возможностей. Кто-то передал мне корзинку с тостами, и все продолжилиесть спокойно. Ну, или почти все. Ранелль смотрела на нас, как на сумасшедших,и я могла её понять.

— Как вы можете быть настолько спокойными? — воскликнулаона. — Еще бы чуть-чуть и этот человек… и вы…

Она взглянула на меня с изумлением.

— Прошу прощения, Ваше величество, но ваше одеяние... выявно были в бою. И все же, вы здесь, сидите как ни в чем ни бывало, словно всеэто совершенно обыденно.

Я одарила её добродушным взглядом, не желая обидеть нашихгостей или хотя бы показать намек на это. Я всего лишь сказала Рябиновомусолдату, что его королева никогда не найдет никаких союзников, но егокомментарий на счет её переговоров с Осиновым и Ивовым Царствами не осталсянезамеченным. Мы оба, я и Катрис, боролись за союзников на этой войне. Дорианбыл моим союзником, тем самым давая мне численное преимущество прямо сейчас, имне не хотелось бы рисковать этим.

Дориан поймал мой взгляд и одарил меня одной из тех своихмаленьких, кратких улыбок. Его улыбка согревала меня, облегчала то небольшоерасстройство, которое я испытывала. Бывают дни, когда он был тем, на которого ямогла положиться во всей этой войне, в которую я так неосторожно вляпалась. Я никогдане хотела этого. Я так же никогда не хотела быть королевой умирающего королевства,вынуждающего меня делить свое время между этим миром и моей человеческой жизньюв Тусоне. И конечно же, мне не хотелось быть в центре пророчества, котороегласит, что я рожу завоевателя человеческого, пророчества, из-за которого сынКатрис меня изнасиловал. Дориан убил его за это, и я ни капельки не жалею,пускай ненавижу каждый день войны, последовавший за этим убийством.

Разумеется, я не могла рассказать Ранелль ничего из этого. Яхотела отправить её обратно в её земли с представлениями о нашей силе инепоколебимости, чтобы её король думал, что объединение с нами достаточноразумный ход. Даже блестящий ход. Я не могла рассказать Ранелль о своихстрахах. Я не могла рассказать ей, как больно видеть беженцев, появляющихся вмоем замке, бедных просителей, чьи дома были разрушены войной. Я не могларассказать ей, что мы с Дорианом по очереди посещали армии и сражались с ними —и как в те ночи, тот, кто не сражается, никогда не спит. И несмотря на его легкомысленность,я знала, что в Дориане зародилась капелька страха от заявления солдата изРябинового Царства. Катрис всегда старалась подорвать в нас силу духа. Мы оба —и Дориан, и я — боялись, что однажды, один из ее герольдов скажет правду. Отэтого хотелось сбежать с ним прямо здесь и сейчас, убежать ото всего этогодалеко-далеко и просто закутаться в его объятия.