Хильда»

– Простите… – я поспешил извиниться.

На что в ответ Док, улыбаясь куда-то в пустоту, почему-то сказал:

– Неудача не означает, что я неудачник; она означает, что успех ещё впереди1.

Штерн взял из моих рук бумагу, пропажу давних лет, и перенёс её на сервант, куда не доставал жадный бриз.

Комната вернулась на место. За окном продолжал лить дождь.

– Вы мне можете объяснить, что происходит? – спросил я у доктора Штерна.

– Не знаю, не знаю,– постепенно Док вернул себе голос. – Это связано с нашим сознанием. Зет-поле перешло на другой уровень. И вы, именно вы, мистер Райт, причина тому…

– Простите… – я покосился на обломки и провода, а потом на то место, где совсем недавно шептала обезьяна. Её не было.

– Они тоже изменились. Шепчущие.

Штерн присел и о чём-то задумался.

Неожиданно по стене пошла дрожь… Я оглянулся: стена стала другой – грубая кирпичная кладка, потрепанная ветрами и ливнями, несомненно, находилась снаружи здания, не имеющего ни окон, ни дверей.

– Сейчас рванёт! – Штерн потянул меня за руку, спасая от пыли и каменной крошки. Стена обвалилась за несколько секунд, открывая портал в черноту подвала.

Молодой Штерн (из прошлого) кинулся к продырявленной стене. Док дёрнулся за ним, но остановился, глядя сквозь пыльную пелену ностальгии, как наружу выбирается девушка. Её красота не меньше ударной волны контузила и очищала голову от мыслей, и, пока теперешний Штерн заново переживал волнение, я заметил металлический ящичек, ловко подхваченный молодым учёным, прежде чем он вместе с девушкой скрылся из виду за ближайшим углом другого здания…

Секунда, другая – полуразрушенная стена, и все-все, что было связано с тем временем, растаяло дымкой на глазах, взамен представив нам другой эпизод прошлого.

– …Как? – спросила девушка.

– Людвиг, – представился молодой Док.

– Людвиг, – мягко повторила она, – Очень приятно, Людвиг. Я Иегудит. Спасибо, что помог мне бежать. Знаешь… – беглая речь выдавала волнение. – Мне много писали писем. Парни. Я их и не видела, но каждый из них хотел показать себя героем. Моим героем… Но, выходя на улицу, я не могла взглядом найти такого. Идут обыкновенные девушки и такие же обыкновенные парни. Сейчас я поняла, что, пока человек не совершит какой-то поступок, нельзя сказать, что он герой. Возможно, я говорю элементарные вещи. Но как же много людей смотрят сейчас не на то, что на самом деле выдаёт героя…

Она, кротко опустив глаза, замолчала, но сразу расцвела улыбкой:

– А ты – герой!

– Иегудит, – очарованный голосом и взглядом Людвиг нашелся, что сказать. – В каждом человеке, пожалуй, сидят герой и трус…

– Не надо этих моралистических…

Терпкий осадок кирпичной пыли и последнего слова растаял, как видение, возвращая нас в кабинет.

Герой же моего рассказа замер, так и не сделав шаг к ноутбуку, будто до сих пор слушал старый разговор.

Снова мерно жужжат на потолке черные плиты; снова помигивая, светятся люминесцентные лампы, а за окном все та же непогода…

На мгновение раскинуло свои яркие перевернутые ветви голое дерево молнии, и тут же следом прогремел гром, задрожали стекла.

– А что дальше было, можно спросить? – тихо я задал вопрос.

– Дальше? – вскинул брови Штерн, запуская новые химические реакции мыслей, и в ответ на электрические импульсы нейронов, посланные вдоль и поперёк коры головного мозга, позади нас зародился шум.

Ветви дерева царапали окно. Дождь шуршал по подоконнику. Листья облепляли стекло. Ночь баловалась, возбуждая грозой наше воображение. И на этой благодатной почве по ту сторону окна возник чёрный силуэт. Призрак рос, словно тень от неведомого источника света. Хотя в комнате было темно, как и раньше. Даже человек на гравюре погасил шар, чтобы подыграть ночи. Силуэт мерцал, будто частые молнии, и трещал, словно приёмник, поймавший волну наших фобий. Когда вспышки грозы перестали проходить сквозь незнакомца, мы поняли – он материален.

Человек стоял лицом к окну, рассматривая стихию, породившую его.

Когда он повернулся к нам, то вместо лица была пустота.

Штерн насупился, и в знак пробуждения его памяти замигала мерцающая лампа, вытягивая из мрака бесцветные глаза, тонкий нос с горбинкой, кривую бледных губ.

– Gute Nacht, herr Stern2, – произнёс незнакомец.

– Да-а, ночь что надо, – с лёгкой иронией ответил Штерн.

– Кто это? – спросил я тихо.

– Карл Ростиг. – представился незнакомец и бесцеремонно уселся в кресло, как хозяин дома. – Про вас, Людвиг Штерн, сын от брака еврея и немки, я знаю если не всё, то многое…

Он чиркнул зажигалкой и закурил сигару.

– Знаю, что вы в детстве не отличались большим умом, – он ухмыльнулся, пустив в потолок струйку дыма. – Учились хуже некуда, —стряхнул пепел на ковёр. – Если разобраться, Вы были тупы. Но вот какая штука! В то время, когда остальные дети где-то в возрасте совершеннолетия в своём развитии достигли определённого уровня и на нём остановились, и лишь со временем самую малость набирались ума-разума – так, как это происходит с обычными людьми, Вы, напротив, продолжили развитие, становясь умнее и умнее, в какой-то прогрессии… Всё это мы узнали после того, как с квартиры одного еврея – вашего отца, – нам как-то доставили часть чертежей разрушающего резонатора – устройства, судя по вашему краткому описанию, создающего волновые колебания в объекте такой частоты, что тот способен разрушать его… Мы стали искать вас… И вот – нашли. И помогли нам в поиске вы сами – обрушили стену дома у блокпоста… Необычное обрушение – без какого-либо грубого механического воздействия! Помогли бежать одной еврейке… На самом деле вы хотели устроить побег отцу, но промахнулись, не угадали где он.

Ростиг театрально коснулся груди под пиджаком, но вынул наружу не сострадание, а пистолет:

– Прошу вас, Людвиг Штерн, последовать за мной.

По его слову оконный проём стал вытягиваться и сужаться. Исчезли молнии, ветви, скребущие стекло, и проступило прочное дубовое дерево двери.

– Надо тянуть время, – прошептал Доктор Штерн, и я подумал, что он сошёл с ума, раз верит в иллюзии, но тут же вспомнил торчащее из пробитой насквозь плиты лезвие ножа, которое тогда от моего лица было так близко.

Я больше не видел ничего, кроме пистолета,

не слышал бури на улице, но просил, чтобы ветер оборвал линии электропередач, и призрак, явившийся пред нами, лишившись силы зет-поля, растаял, пропал… Обрыва, увы, не последовало.