Образ его маленькой дочери, сжавшейся в комочек на постели, и обступающая ее темнота наполнили его душу страхом.

— Очень возможно, что у нас уже не осталось времени, — объявил Мэннинг Чилтон, глядя на изящные карманные часы, прикрепленные цепочкой к жилету. Он обвел взглядом остальных четверых, сидевших за большим столом. — Но мы еще не закончили с вами, мисс Гудвин.

Когда Чилтон был особенно доволен собой, в его голосе появлялись иронические нотки, и он начинал подтрунивать над окружающими. Эта манера выводила из себя студентов. Конни сразу уловила перемену в его голосе и поняла, что экзамен близится к завершению. Комочек тошноты подкатил к горлу, и она сглотнула. Члены комиссии улыбнулись Чилтону.

Тихие аккорды счастья, зазвучавшие у Конни в груди, заглушили тревогу и беспокойство, и некоторое время она наслаждалась этим ощущением. В общем, экзамен идет удачно. Но радоваться рано.

Нервно улыбнувшись, Конни спешно попыталась придать лицу то отчужденно-спокойное выражение, которое, по ее мнению, более подходило молодым девушкам в подобной ситуации. Результат был комически-плачевным: получилась гримаса, будто Конни откусила лимон.

Оставался еще один вопрос — еще одна вероятность провала. Конни заерзала на стуле.

За долгие месяцы подготовки к экзамену девушка сильно похудела — ей даже было больно сидеть, а пестрый свитер висел на плечах. Обычно румяные щеки впали, обтянув скулы, а бледно-голубые глаза, обрамленные мягкими короткими каштановыми ресницами, казались больше. От постоянной работы мысли темные брови нависли над глазами, щеки и лоб стали белее снега, веснушки почти исчезли. Лицо осунулось, подбородок и нос выдались вперед.

Конни сжала губы, отчего они еще больше побледнели. Девушка потянулась потеребить кончик длинной темно-каштановой косы, но вовремя опомнилась и положила руку на колени.

— Надо же, вы такая спокойная! — воскликнул за обедом ее студент, высокий тощий молодой человек, который писал у нее диплом. — Как вы можете есть! Меня, наверное, тошнило бы от волнения.

— Томас, тебя тошнит даже перед нашими консультациями, — мягко напомнила ему Конни.

Он прав, аппетит отсутствовал. Да, она иногда любила постращать Томаса, но оправдывалась тем, что напуганный студент больше старается и больше успевает в установленные сроки. Хотя, если честно, ей нравился трепет в его глазах, она чувствовала свою значимость.

— Кроме того, не так страшен черт. Просто надо суметь ответить на любой вопрос по четырем сотням книг, которые ты прочитал за время обучения. Если ошибешься, тебя вышвырнут.

Он смотрел на нее с едва скрываемым благоговением, а она улыбалась, ковыряя вилкой салат. Хочешь быть преподавателем — будь им во всем. Не подавай виду, что боишься.

Устный экзамен в аспирантуру — поворотный момент. Профессора смотрят на тебя уже не как на ученика, а почти как на коллегу. Конечно, дела могут пойти совсем плохо, и тогда ты станешь бессильной жертвой интеллектуальной резни, выполненной на высочайшем профессиональном уровне.

Конни были свойственны аккуратность и точность, она никогда ничего не оставляла на волю случая. Отставив недоеденный салат, Конни твердо сказала себе, что подготовилась как нельзя лучше и сделала все от нее зависящее. Перед ее мысленным взором выстроились полки переложенных закладками книг. Отложив в сторону вилку, она будто бродила между стеллажами накопленных ею знаний, проверяя себя: где книги по экономике? Здесь. А где история костюмов? Вот, слева, на верхней полке.

Ею овладело сомнение. Что, если она недостаточно готова? От внезапного приступа дурноты она побледнела. Каждый год кто-нибудь проваливался. Университет полнился слухами о тех, кто в слезах выбегал из экзаменационной аудитории, не успев даже начать научную карьеру.

Есть лишь два пути, третьего не дано. Блестящий ответ поднял бы Конни в глазах факультета и уже сегодня перенес бы ее на шаг ближе к профессорскому званию.

А вдруг воображаемые полки опустеют? И вместо книг там будут только телевизионные программы конца 70-х и песни «Перл джем»? Она откроет рот, но ничего не сможет сказать… Что тогда? Тогда она соберет чемодан и уедет домой.

Сейчас, спустя четыре часа после обеда с Томасом, Конни сидела за полированным столом из красного дерева в темной уютной аудитории на историческом факультете Гарвардского университета. Уже три часа она отвечала на вопросы четырех профессоров. Девушка устала, но от адреналина чувства обострились.

Ей вспомнилась бессонная ночь в колледже, когда она заканчивала последнюю главу диплома. Изнеможение и умственная активность странным образом слились воедино. Колючий шов на шерстяной юбке, резиновый привкус во рту от сладкого кофе — любые мелкие ощущения мешали и отвлекали от мысли. Но сознание отбрасывало их за ненадобностью. Невозможно было избавиться лишь от страха.

Конни посмотрела на Чилтона.

В аудитории стояли только старый длинный стол и несколько стульев, обращенных к доске, седой от въевшегося за много лет мела. Позади Конни висел потемневший от времени и забвения портрет пожилого мужчины с белыми бакенбардами. Грязное, закрытое ставнями окно почти не пропускало послеполуденное солнце. В единственном луче, пробивающемся в комнату, парили пылинки. Лица членов комиссии были освещены сбоку, от носа до подбородка. С улицы доносились юные голоса и смех студентов.

— Мисс Гудвин, — обратился к Конни профессор Чилтон. — У нас к вам один последний вопрос.

Он подался вперед, и солнце залило его седые волосы, превратив в сверкающую корону. Аккуратно сплетя пальцы, под стать идеально ровному узлу на галстуке, он произнес:

— Не могли бы вы в краткой и продуманной форме изложить комиссии историю ведьмовства в Северной Америке?

Специалист по истории колониальной Америки должен живо представлять себе давно ушедшую эпоху во всех подробностях социальной, религиозной и экономической жизни. Во время подготовки к экзамену Конни среди прочего заучивала, как солится свинина, как используется в качестве удобрения помет летучих мышей и как соотносятся при обмене черная патока и ром.

Ее соседка по комнате, Лиз Дауэрс, высокая стройная блондинка в очках, изучавшая средневековую латынь, однажды услышала, как Конни зубрит библейские вирши, часто встречающиеся в книгах восемнадцатого века по кружевоплетению. «Ну все, мы доучились до того, что перестали понимать друг друга», — сказала Лиз, качая головой.

Последний вопрос Чилтона был для Конни настоящим подарком. До этого попадались очень неожиданные. Не могли бы вы описать производство основных экспортных товаров британских колоний в сороковые годы девятнадцатого века с Карибских островов в Ирландию? Как вы понимаете историю — как последовательность деяний великих людей под влиянием неординарных обстоятельств или как цепочку действий народных масс под давлением экономических факторов? Какую роль, по вашему мнению, сыграла треска в развитии торговли и общества в Новой Англии?