Мама каждый раз плачет, приходя с работы, сильно похудела, осунулась за эти два с половиной месяца, пашет в две смены, как проклятая, еще какую-то подработку взяла, но денег все равно ни на что не хватает, она постоянно бегает в больницу, таскает Мише сладости, разрешенные при его диете, заботится о нем, а вот сама совсем не спит, да еще и винит во всем себя… Мол, не поняла вовремя, что с сыном что-то не так, что он заболел.

Катя денно и нощно читает мне морали и нотации. Вот ведь святая праведница нашлась! Даже смешно… Обидно, но я больше не чувствую, что она моя подруга. Теперь в ее глазах я проститутка. Прости, господи! Если бог есть и он почему-то решил наградить моего брата раком – пусть и меня простит за мои будущие грехи, ибо я не ведаю, что творю…

А не творить – не могу.

Иначе Миша умрет.

А этого я допустить ну никак не могу.

– Анна Александровна! – повторяет нетерпеливо Роман, и я наконец прихожу в себя, поднимая на мужчину пустые уставшие глаза:

– Да… Простите меня, простите…

– Пятьсот тысяч рублей – это отличная сумма, но мы можем подождать и добиться еще более выгодных предложений, – говорит он деловым тоном, словно совершенно не замечая моего подавленного состояния.

– Конечно, – я согласно киваю. Учитывая, что двадцать пять процентов от итоговой стоимости моей невинности уйдут в качестве комиссии агентству и агенту, я готова подождать… но только немного, разумеется. Потому что рак, к моему огромному сожалению, тоже ждать не будет. Пятьсот тысяч – отлично, но что, если нам удастся выручить шестьсот?! Или даже семьсот?! А вдруг миллион?! Мечтать не вредно, конечно, но… Каждый рубль имеет значение, когда речь идет о жизни и здоровье родного человека.

– Но нам придется постараться, – Роман снова вырывает меня из собственных тяжелых мыслей.

– Мм? – переспрашиваю я, встрепенувшись. – О чем это вы говорите?

– Чтобы заинтересовать состоятельных клиентов, недостаточно просто сидеть и ждать, – говорит мужчина чуть раздраженно… или мне кажется, и на самом деле тут только я раздражена и разбита?

– А что же нужно делать? – не понимаю я.

– Устроим вам обнаженную фотосессию, – объясняет Роман. – Предложим потенциальным покупателям несколько красивых, сочных снимков, и они точно захотят провести с вами ночь…

– Это обязательно? – морщусь я.

– Вы же хотите купить квартиру? – спрашивает мужчина.

– Да, конечно, – киваю я.

Разумеется, я ничего не рассказала ему про брата и его болезнь. Ни к чему давить на жалость. Рак – это не слишком сексуально, а агентство обязано раскрыть потенциальным покупателям всю информацию, предоставленную девушкой. Да и не хочется делиться настолько личными, интимными вещами… Так что я придумала историю о том, что хочу подарить своей матери квартиру. Кажется, звучит довольно благородно. Как считаете?

Мне приходится согласиться на обнаженную фотосессию.

Все организовывают агентство и сам Роман: выбирают время (на следующий же день) и место (небольшая уютная студия в винтажном стиле на окраине города), покупают мне красивое прозрачное нижнее белье, нанимают визажиста, фотографа, мастера по свету. Когда я прихожу на съемку – чувствую себя практически звездой журнальных обложек, с одной лишь разницей: все это делается только для того, чтобы подороже продать мою невинность. Руководит всем Роман: видно, что он занимается подобным не в первый раз. Он со знанием дела подсказывает мне выгодные ракурсы и позы, просит то оттопырить задницу, то обнажить грудь, то приоткрыть рот…

– Так будет сексуальней, – уверяет он.

– Эти фото точно не попадут в публичный доступ? – спрашиваю я взволнованно. Не хотелось бы, чтобы меня в таком виде нашли на просторах интернета родные и друзья. Особенно в нынешнее сложное время…

– Нет, конечно, – говорит мужчина твердым голосом, и это немного утешает. – По контракту, вам гарантируются полная анонимность и безопасность, в том числе информационная. Не о чем волноваться.

– Ладно, – киваю я.

– А теперь улыбнитесь… у вас слишком грустные глаза. Никто не захочет спать с печальной ланью.

Когда через пару часов мне показывают первые, еще не отретушированные, не обработанные результаты фотосъемки – я сама себя не узнаю. На кадрах – какая-то томная, сексуальная барышня… точно и не я вовсе.

– Вы просто прелесть, – между тем, совершенно удовлетворенным и расслабленным тоном заключает Роман, отпуская фотографа и остальных сотрудников, работавших на площадке.

Кажется, он более чем доволен. Значит, и я должна быть довольна? Я ведь понятия не имею, как все должно быть на таких съемках. А у него в этом огромный опыт и глаз наметан. Раз ему нравится результат – значит, я хорошо отработала эту часть своей миссии и могу быть спокойна.

– Спасибо, – я киваю, наконец набрасывая на обнаженные и замерзшие плечи заботливо выданный на студии халатик.

– Может быть, отметим в баре? – спрашивает мужчина. – Я угощаю.

Я хмурюсь:

– Зачем… зачем это вам? Вы ведь понимаете, что мы никогда не сможем… Вы продаете мою невинность, черт возьми.

– Ооо! – смеется Роман каким-то странным металлическим смехом. – Вот вы о чем подумали! Это напрасно, Анна Александровна! У меня и в мыслях не было вас соблазнить или хотя бы напоить больше чем парой бокалов виски-колы или хорошего красного вина… Просто вы очень зажаты – это не полезно ни вам, ни нашему общему делу, – объясняет мужчина совершенно спокойно. – Хочется, чтобы вы хоть немного расслабились, выпили, потанцевали, пофлиртовали с мужчинами… не обязательно со мной. Я со всей ответственностью выступлю в роли вашего ангела-хранителя. Буду следить, чтобы все было хорошо, а в конце вечера вызову вам такси до дома. Вы же понимаете, что сохранить вас целой и невредимой – это моя первоочередная задача? Я получаю немалый процент, – он усмехается.

– Знаю, – я киваю. В принципе, я верю этому мужчине, и его план звучит неплохо… но только не для меня. У меня – больной раком младший братишка, у меня – учеба, усталость, ужасный недосып. Мне надо домой, чтобы поспать хоть немного, а завтра рано утром – в больницу, чтобы навестить Мишу. Поэтому я отказываюсь от соблазнительного предложения:

– Спасибо, может быть, в следующий раз…

– Ладно, – Роман поджимает губы, но больше ничего не говорит. Мы прощаемся, и я выхожу со студии в холодную московскую осень.

Уже тридцать первое октября. Снег еще не выпал, на улице темно и мрачно. Ветер продувает насквозь, особенно на окраине. Я спешу на автобусную остановку. Мне везет: маршрутка подъезжает почти сразу. Забившись на дальнее сидение, я засыпаю и едва не пропускаю свою остановку. Потом – снова улица, холод и дворы, дворы… Под ногами – грязная слякоть, которая пачкает каблуки ботфорт.

Я захожу в свой подъезд, звеня связкой ключей, вызываю лифт. Все вокруг как во сне, настолько разбитое, отрешенное у меня сейчас состояние… Как я вообще завтра буду учиться? Не понимаю.