— Люк, переодевайся быстрее. Опаздываешь! — крикнул тренер Бендикс.

Я хотел было в ответ крикнуть: «Извините. Меня задержали в компьютерном кабинете», — но это объяснение никуда не годилось. Так что я просто кивнул и помчался со всех ног в раздевалку.

У меня засосало под ложечкой. Я понимал, что мне как–то не очень хочется идти на тренировку сегодня. Для своего возраста я играю в баскетбол вполне прилично. Я хорошо бросаю из–за линии штрафного броска, и у меня быстрые руки в защите.

Я был так рад тому, что попал в команду. Но не рассчитывал, что у меня возникнет проблема — восьмиклассник по имени Стретч Йохансон.

На самом деле он не Стретч, а Шон. Но все на свете называют его Стретч — даже его родители. Вы хотите знать, как он получил это прозвище? Если бы вы его увидели, вы бы не спрашивали.

В прошлом году, когда он был в седьмом классе, у него случился скачок в росте — за одну ночь он так вымахал, что превратился в светловолосого великана. Сейчас он выше всех в нашей школе. У него плечи, как у борца, и длинные руки. То есть не просто длинные, а длиннющие, как у шимпанзе. Так что он может ими дотянуться до середины зала!

Вот почему его и прозвали Стретч.

Но я думаю, что лучше ему бы подошло прозвище Страус. Потому что у него длинные тощие ноги, как у птицы, и мощная грудная клетка, такая широкая, что его светлая голова с парой голубиных глаз выглядит малюсенькой, как яйцо.

Но я бы никогда не решился назвать его этим прозвищем. Я для этого недостаточно быстро бегаю. А у Стретча не слишком развито чувство юмора. Он вообще довольно противный парень, вечно сквернословит, толкается — и не только на баскетбольной площадке.

Я думаю, как только он пришёл в себя после своего внезапного превращения в великана, он преисполнился чувством собственного величия. Как будто высокий рост — это что–то вроде особого таланта.

Но только не заводите меня на дальнейшие рассуждения. Я и так всё время анализирую людей, слишком много размышляя о них и вообще обо всём. Ханна мне всегда говорит, что я слишком много думаю. Но я этого не понимаю. Как может человек перестать думать?

На прошлой неделе тренер Бендикс сказал мне то же самое после тренировки: «Ты должен играть на рефлексах, Люк. У тебя нет времени думать перед каждым шагом».

Наверное, это одна из причин, почему я чаще сижу на скамейке запасных. Конечно, я ещё только в седьмом классе, так что на следующий год мне, может, и удастся поиграть — после того как Стретч закончит школу, а другой такой же великан не придёт в команду играть за «Сквайров».

Пока же мне очень обидно, что я не играю. В особенности учитывая, что мои родители приходят на каждую игру болеть за меня. Я сижу на скамейке запасных и смотрю на маму и отца. А они смотрят на меня с галереи для зрителей. Смотрят…

Кому такое понравится?

Даже во время тайм–аутов на матче Стретч обычно подбегает рысцой к скамейке. Вытирает пот с лица и тела, а потом швыряет в меня полотенцем. Как будто я нанялся носить его полотенце!

А во время первой игры он в тайм–ауте набрал в рот побольше воды и выплюнул всё на мою форменную майку. Вскинув голову, я увидел, что мои родители наблюдают с галереи.

Грустно это, очень грустно…

Наша команда — «Сквайры» — выиграла наши первые две игры в основном потому, что Стретч не подпускал никого к мячу. Выигрывать, конечно, здорово, но я уже начинал чувствовать себя неудачником. Мне хотелось играть!

«Может быть, если я сегодня как следует выложусь на тренировке, тренер Бендикс поставит меня в защиту, — сказал я себе. — А, может, даже центровым». Я зашнуровал кроссовки и завязал шнурки тройным узлом — наудачу. Потом закрыл глаза и трижды сосчитал до семи.

Я так всегда делаю.

После этого я подтянул свои красно–чёрные шорты, захлопнул шкафчик и выбежал из раздевалки на площадку. Ребята находились в дальнем конце, отрабатывали трёхочковые броски, кидая одновременно по корзине. Мячи отскакивали друг от друга, от обруча корзины. Щит дрожал и гудел от непрерывных ударов — бух, бух, бух!

Некоторые мячи попадали в кольцо.

— Люк, включайся! — крикнул тренер, жестом отправляя меня к корзине. — Подбери мячи под щитом, сделай несколько бросков. Двигайся!

Я обрадовано выбросил вверх руки и побежал к ребятам. На бегу я заметил, что Стретч, подпрыгнув, схватил под кольцом мяч. Потом, к моему удивлению, обернулся ко мне и швырнул мяч:

— Люк, не зевай!

Я такого не ожидал. Мя проскочил меж моих рук. Мне пришлось бежать за ним к стене. Я повёл мяч обратно, Стретч уже ждал меня.

— Давай бросай!

Я сглотнул комок в горле и сделал бросок двумя руками.

— Что ни бросок — всё мимо! — крикнул Стретч.

Кое–кто засмеялся. Мяч отскочил от кольца. Стретч сделал три быстрых шага, потянулся вверх своими длинными ручищами и поймал мяч под кольцом. И опять кинул его мне.

— Бросай ещё!

После моего следующего броска мяч коснулся нижнего края сетки.

— Что ни бросок — всё мимо! — повторил Стретч так, будто ничего смешнее никто никогда не говорил.

Опять послышался громкий смех.

Стретч поймал мяч и перекинул его мне.

— Ещё! — приказал он.

Теперь все смотрели на меня. Я одной рукой сделала бросок из–под корзины и чуть не попал. Мяч покатался по кольцу и вывалился наружу.

— Что ни бросок — всё мимо!

Я чувствовал, как пот ручьями течёт у меня по лбу. «Ну почему мне так не везёт? — спрашивал я себя. — Давай, Люк, — хотя бы один удачный бросок». Я быстро похлопал левой рукой по ноге семь раз.

Стретч бросил мяч об пол так, чтобы он отскочил ко мне.

— Давай, парень. У тебя счёт 0:3. Ты, видно, сегодня в ударе!

Опять смех.

Я на мгновение закрыл глаза. Потом послал высокий мяч — и ахнул, когда он пролетел в кольцо.

Стретч ухмыльнулся и покачал головой. Все остальные громко приветствовали меня, как будто я только что стал чемпионом штата среди юниоров.

Я схватил мяч и повёл его в сторону от них — не хотел давать Стретчу шанс испортить мою победу. Я знал, что он будет заставлять меня бросать и бросать мяч, пока счёт не станет один — триста!

Я обернулся к тренеру посмотреть, видел ли он мой последний бросок. Он стоял, прислонившись к стене, и разговаривал с двумя другими учителями. Значит, не видел.

Я провёл мяч по залу, потом обратно к ребятам. И тут совершил большую ошибку.

Очень большую ошибку. Ошибку, испортившую мою дальнейшую жизнь в школе Шони — Вэлли.

— Эй, Стретч, не зевай! — крикнул я.

И швырнул в него мячом со всей силы.